Елизавета Дворецкая - Червонная Русь
– Да ну тебя, батя, какие твои годы! – с досадой отозвался Ростислав, но его досада не имела ничего общего с чувствами наследника, который боится, что ему придется ждать слишком долго. Ростислав был смущен всеми этими мыслями, слишком новыми и непривычными, в голове царил сумбур, и он уже совсем забыл про свой славный поход за Вислоку. – Ты еще двадцать лет проживешь и моих детей женишь!
– Это уж как Бог рассудит. А думать загодя все равно надо, чтобы жизнь свою, как срок придет, прибранной оставить.
Глава 2
После отъезда из Берестья князя Юрия прошло три недели, а новостей все не было. Но вот однажды перед полуднем, когда в трапезной уже собирали на стол, на улице послышался топот копыт. Из кельи улицу увидеть было нельзя, но Прямислава метнулась к узкому окошку, прорезанному в толстой бревенчатой стене, чтобы услышать хоть что-нибудь. Ежеминутно ожидая новостей, она не пропускала мимо ушей даже скрипа мужицкой телеги, а тут по деревянным плахам Апраксиной улицы топотал, казалось, целый полк!
– Поди, Зорчиха, выйди, узнай! – велела она, обернувшись к няньке. – Кто там едет, откуда?
Та поднялась, оставила чулок, один из тех, что вечно вязала костяной иглой, и хотела уже идти: конечно, за верховым отрядом не угонишься, но Апраксина улица выходит прямо на торг, а уж там-то все узнают еще раньше, чем полк доскачет до детинца.
Но бежать никуда не пришлось: топот смолк возле ворот, и тут же раздался громкий стук. От неожиданности и испуга Прямислава села на лежанку Зорчихи, прямо где стояла у окна. Это за ней! Зачем еще целая дружина будет стучаться в женский монастырь! Князь Юрий прислал за ней! Сообразил, что ему гораздо легче будет отбиваться от разгневанного Вячеслава Владимировича, имея в руках его дочь. Эта мысль давно уже пришла в голову Прямиславе и отчасти повлияла на ее отказ сопровождать мужа, но вот наконец, на горе ей, и князь Юрий додумался до того же самого! И она своим присутствием в Турове свяжет руки родному отцу! Отчего она не сбежала раньше, ведь знала, что это может случиться! Игуменья укрыла бы ее в каком-нибудь другом монастыре. А теперь поздно!
Все это вихрем пронеслось в голове Прямиславы: ей стало совершенно очевидно, как легкомысленно она поступила, оставшись здесь, в Апраксином, хотя знала, что в войне отца и мужа будет отнюдь не на стороне последнего. А придется!
Она вскочила, потом опять села. Наружу вело несколько дверей, но выход за ворота, за высокий тын монастыря, был один-единственный. Деваться ей некуда, и, если князь Юрий прислал за ней людей, ей придется поехать с ними. Она внезапно совсем по-другому осознала смысл княжеских браков: тот, кто женится, получает не просто жену, а заложницу. Зачем, зачем отец отдал ее в залог?
Она развязала платок, сбросила его, пригладила волосы, потом опять повязала платок, но затянула слишком туго, он стал ее душить, и она снова развязала узел. Зорчиха смотрела на нее в недоумении. Прямиславе хотелось бежать во двор, но ноги не слушались, и она сидела на лежанке, терзая ни в чем не повинный платок. В мыслях билось: как же ей поступить? Если она решительно откажется ехать, посмеют ли Юрьевы люди увезти ее силой? Ведь это будет оскорблением не только для нее, но и для игуменьи Евфимии! Если та со своим посохом встанет на пороге, решатся ли Юрьевы посланцы ее оттолкнуть? Но посчитает ли игуменья себя вправе отказать мужу, желающему забрать собственную жену?
«Скажу, что хочу постриг принять! – пронеслось в голове Прямиславы. Никогда раньше она не думала о монашестве, но сейчас эта неожиданная мысль показалась ей спасением. – Тогда не откажет».
Это действительно был выход: игуменья очень любила рассказывать, как сама с детских лет чувствовала призвание служить Богу и приняла постриг в возрасте четырнадцати лет. Правда, княжну-бесприданницу, отец которой погиб в борьбе за власть, в миру ничего хорошего и не ожидало.
Ободренная решением, которое избавляло ее от участи заложницы, Прямислава встала и сделала шаг к двери. Но тут дверь открылась и вбежала послушница Кристина, или Крестя, как ее звали, поскольку ей было всего-то шестнадцать лет. Мать ее уже постриглась в этом же монастыре и звалась сестрой Софронией, а Крестя пока оставалась послушницей и ходила в линялом подряснике, из-под которого виднелась простая исподняя рубаха, и в черном платке.
– Княгиня! Приехали к тебе! – вытаращив глаза, воскликнула она. – Матушка Евфимия послала, чтобы ты вышла! От князя Вячеслава!
– Что? – Прямиславе показалось, что она ослышалась. – От кого?
– От туров… Ну, от батюшки твоего, от князя Вячеслава Владимировича, люди приехали! К тебе, говорят.
Прямислава опять села. От князя Вячеслава? От отца? Но что это значит? И правда ли это? Способ разобраться был только один: встать наконец и выйти.
Гости ждали ее в трапезной, там, где застали игуменью. Прямиславе сразу бросилось в глаза лицо Милюты Веченича, воеводы ее отца, которого она не видела все эти семь лет и от самого вида которого на нее вдруг пахнуло далеким, почти забытым временем, какой-то прошлой, утраченной жизнью. Боярину Милюте было уже под пятьдесят, но его волосы и борода оставались русыми, глаза из-под черных бровей смотрели умно и зорко, а весь его облик был полон силы и бодрости. Он сразу увидел вошедшую, но не спешил ее приветствовать, вглядываясь и пытаясь понять, та ли это, за кем его послали. За прошедшие семь лет дочь Вячеслава Владимировича изменилась гораздо больше, чем он! Провожали они тоненькую девочку с зареванным лицом, а теперь перед ним стояла рослая, стройная девушка с русой косой до пояса. С этой девушкой он не был знаком, но ее высокий, умный лоб, большие голубые глаза и черты лица так ясно напоминали князя Вячеслава, что сомневаться было нечего. Боярин Милюта изумлялся этой великой перемене, хотя, конечно, понимал, что за семь лет девочка не могла не измениться.
– Здорова будь, княжна! – наконец поклонился он ей, и у нее потеплело на сердце, когда она услышала его голос и слово «княжна». – Выросла-то ты как, Вячеславна! Прямо как березка стала!
– Здравствуй и ты, боярин! – Она улыбнулась, кланяясь в ответ. – Ты-то вовсе не изменился, такой же молодец! – сказала она, подходя ближе. – Будет тебе и обед, и баня, и постель, только ты уж не томи меня, скажи: с чем приехал? Что батюшка? Где он? Здоров?
– Здоров князь Вячеслав и тебе того же желает! – Милюта Веченич кивнул и погладил бороду. – Он теперь в селе Ивлянке, на Припяти. На Туров идем. Знаешь ведь про наши дела?
– Как не знать! Когда же вы из Венгрии успели? Ведь это какая даль!
– Да мы и в Венгрию не успели, только до Галича и добрались. Там нас и новости застали. Не все в Турове предатели, слава Богу, есть еще те, кто помнят, кому крест целовали. Боярин Воинег Державич нам вслед сына послал, тот и рассказал, что надо назад поворачивать. Вот мы и повернули. Теперь домой идем, воров взашей гнать. Во Владимире торговые гости здешние говорили, что с собой в Туров князь Юрий холопок взял, а жену оставил, а нам и это на руку. Раз, говорит князь Вячеслав, не умел князь Юрий ценить нашей дружбы, так и поделом… Ну да батюшка тебе сам все расскажет. Собирайся, княжна, до Турова еще ехать долго, а ждать нам некогда.
