Юрий Корчевский - Княжья служба
– Хороша работа, персидский дамаск. А рукоять мы сейчас поправим.
Кузнец занялся работой, а я смотрел, как его подручные нагревают в горне полосы железа, куют, складывают, снова прокаливают. Что-то мне напомнила эта согнутая полоса железа. Вот только что?
Получив отремонтированную саблю, я попробовал, как она сидит в руке, сделал несколько взмахов. Рукоять сидела плотно.
Похвалив работу мастера, я расплатился. Шел назад в воинскую избу, и все время пытался вспомнить – что мне напоминала железяка в кузне. О! Вспомнил! Бумеранг! И с чего он вдруг мне вспомнился?
Это оружие и развлечение австралийских аборигенов, для России малоприменимое. Все воины укрыты щитами, одеты в кольчуги. Что им может сделать бумеранг? Я отогнал от себя мысль о бумеранге, поужинал со всеми, отправился в караул.
Этой ночью я стоял у дверей княжеских покоев. Напарник мой вначале зевал, а потом и всхрапнул стоя. Кончиком ножен я ткнул его в бок. Сослуживец мой встрепенулся.
– Смотри, дядька Панфил придет – не избежать тебе плетей, коли спящим застанет.
Караульный ощерился в улыбке:
– Всю ночь с девками прогулял, спать охота – сил нет.
– Крепись, недолго осталось.
Наконец, долгое стояние в карауле закончилось. Я выспался; проснулся с мыслью о бумеранге. Вот ведь засела заноза в мозгу. Может попробовать? Делать нечего, решил – попробую.
Снова направился к уже знакомому кузнецу. Объяснил на пальцах, нарисовал прутиком на земле. При мне из тонкой железной полосы выковали этакий согнутый пропеллер. Выйдя из кузни во двор, попробовал метнуть. Получалось плохо.
Ладно, вышел со двора, нашел пустырь на месте сгоревших при давнишнем пожаре изб и стал тренироваться. Я понимал, что бумеранги делаются из дерева, но я хотел потренироваться – как хоть кидать его в цель; путем многочисленных проб и ошибок нашел – держать его следовало вертикально, прижимая большим пальцем к сжатым в кулак остальным, кидать следовало, как бы закручивая. Летел этот мой первый бумеранг недалеко, заваливался в сторону, возвращаться не хотел.
Зажав бумеранг в щель от остатков сгоревшей двери, я чуть сильнее завернул лопасть. Бросил – уже лучше, по крайней мере, в цель летел точнее. Чуть подогнул уже в другой плоскости. Совсем хорошо, он уже стал, описав замкнутую кривую, возвращаться после броска.
Я вернулся в кузницу и объяснил, что меня не устраивает. Второй бумеранг получился легче; по моей просьбе лопасти сделали острыми, как бритва. Получилось нечто странное: с виду – бумеранг, только железный, лопасти острее, как у японского сюрикена.
На пустыре снова опробовал. Здорово! Если попал – втыкается в деревянную мишень, промазал – возвращается к тебе, только ловить надо умеючи – прихватом, плашмя обеими ладонями. Одной рукой никак не получится, можно и без кисти остаться. Неплохо, а, учитывая, что я видел бумеранг близко только один раз в жизни и по телевизору в фильме об аборигенах, так можно сказать – и отлично. Из лука стрелять не умею, зато теперь освоил оружие дальнего боя, к тому же – беззвучное.
Я снова направился в кузницу, заказал точно таких же еще пяток. Кузнец пообещал сделать через день.
В воинскую избу я вернулся довольным; но что меня толкнуло сделать бумеранг – объяснить не мог.
Через пару дней, натренировавшись на пустыре, показал свое приобретение дядьке Панфилу. Покрутив бумеранг в руке, десятник недоуменно уставился на меня:
– Что за штуковина невиданная? Что ею делают?
– Оружие такое, в заморских странах видал, – соврал я.
– И как им пользоваться?
– Пошли на улицу, покажу.
Слышавшие наш разговор дружинники увязались за нами. На досках бывшего сарая я подобранным угольком нарисовал круг, отошел подальше и бросил. С тупым стуком бумеранг воткнулся в доску.
– И все? Так луком сподручнее.
– Теперь смотри – специально промахнусь. – Я кинул бумеранг в сторону. Прошелестев лопастями, бумеранг вернулся назад и был мною ловко пойман. Окружающие изумились.
– Ну-ка, брось еще.
Я бросил подряд три штуки, и снова их поймал. Дружинники восхищенно качали головами. Панфил взял бумеранг в руки, рассмотрел.
– Хм, немудрящая штуковина, а к хозяину возвращается. Хитро! Но – не одобряю.
– Это почему?
– Стрел в колчане полсотни можно носить, а здесь одна штуковина полфунта весит.
– Так ведь к стреле еще лук нужен; ты, Панфил, и сам знаешь – дорого лук стоит, не каждому по деньгам.
– Это так. Сотнику скажу, но не думаю, что князь разрешит всем пользоваться: железо дорогое, а тут – в противника им кидать, да и не по-русски как-то. Да, польза есть; сам пользуйся, коли умеешь, а других не смущай.
Почти каждый день я тренировался – научился даже трюку, которым владели только аборигены – поражал цель, стоящую за щитом. При некотором навыке и хорошем глазомере получалось неплохо. «Знания за спиной не носить, когда-нибудь пригодятся», – рассудил я.
Через несколько дней вернулся князь, и сотник доложил ему о занятной штуковине, коей баловался новый ратник, но князь отнесся к сообщению равнодушно – были дела и поважнее. Ожидалась война с княжеством Литовским.
Князь с сотниками обходил стены городской крепости, отдавал распоряжения – там подправить, здесь бревно заменить подгнившее. Углубляли и чистили ров вокруг городской стены, проверяли и смазывали механизмы подъемных мостов перед несколькими городскими воротами. Оружейники ковали мечи, наконечники для стрел, щитники готовили щиты, тиуны из ближних сел свозили продовольствие. Город готовился к осаде.
В дружину взяли еще два десятка воинов, и теперь старые, опытные бойцы натаскивали их во владении оружием. И хотя еще неизвестно было – литвины вторгнутся в наши земли или князь московский первым нападет, – в любом случае город готовился и был готов к сражению.
Беда пришла совсем не оттуда, откуда ждали. Ночью в городские ворота заполошенно заколотил человек, приехавший на неоседланном коне.
– Отворите, Христом-Богом прошу. Беда великая!
Ратники высунулись со стены, но, исполняя наказ князя, ворот не открывали.
– Чего людей беспокоишь, говори, чего надобно.
– Татары, много, уже недалеко – я из Бутурлиновки прискакал.
– Откель татарам здесь взяться?
– Так ты впустишь или сверху спрашивать будешь?
Поднявшийся на шум десятник распорядился спустить веревку и поднять вестника. Мужик поматерился, привязал лошадь к дереву неподалеку, обмотался веревкой, и стражники втянули его на городскую стену. Был он в грязной, разорванной рубашке, всклокоченный, левая рука неумело замотана холстиной, через которую проступала кровь.
– Ну, – подступился к мужику десятник, – рассказывай.
