Томас Костейн - Наследники Великой Королевы
Я поднялся и начал расхаживать по комнате. Я тоже опасался, что королева права. А так у нас появлялся шанс. Если Вилльерс войдет в фавор, то вскоре наш глупый и слабовольный монарх уже ни в чем не сможет оказать ему. Если Вилльерс восхищался Джоном, не так уж сложно будет убедить его использовать свое влияние в интересах нашего друга. Но в этом случае я вынужден буду поставить крест на своей карьере коммерсанта. Я должен буду жить при дворе, отказаться от мысли построить собственный дом. Жалованья конюшего только и хватит на то, чтобы вести тот образ жизни, к какому привыкли придворные.
Многие из них были в долгах как в шелках и, не имея побочных доходов, даже не надеялись когда-нибудь выплатить их. Если одновременно с местом я получу и титул, то особого удовлетворения он мне тоже не принесет, ибо я буду считать его незаслуженным.
— Кэти, — сказал я, останавливаясь перед нею, — ты понимаешь, какие последствия это будет иметь? Для нас обоих? И для нашего сына?
— Да, — ответила она. — Думаю, понимаю. Я предпочитаю другой образ жизни. Я не хочу возвращаться к придворной жизни.
— Ее Величество делает это для того, чтобы вернуть тебя назад?
— Думаю, отчасти — да. Но она в самом деле озабочена судьбой Джона и хочет помочь ему. Я собираюсь сказать королеве, что не хочу возвращаться ко двору, но ведь я хорошо знаю тебя, любимый. Тебя будет мучить совесть, если ты не сделаешь все, что в твоих силах для Джона.
Она была права. Я был перед Джоном в неоплатном долгу, как же я мог упустить хотя бы малейший шанс помочь ему?
— Сначала я собиралась вообще ничего не говорить тебе, — продолжала жена. — Я сумела бы убедить королеву оставить все, как есть.
Я обнял ее и прижал к себе.
— Я рад, что ты подумала об этом. Да иначе ты и поступить не могла.
Я снова принялся мерить комнату шагами. В соседней комнате послышался какой-то шорох, и Кэти бросилась туда, посмотреть, что случилось. К тому времени, когда она вернулась, я более или менее привел свои мысли в порядок.
— Это решение будет означать, что мне придется вести жизнь придворного, — сказал я. — Общаться с различными клевретами, ежедневно выстаивать часы в приемной человека, который сам будет домогаться милостей короля. Суетливая, пустая, никчемная жизнь. Мы будем вовлечены во всяческие интриги, а если не поостережемся, то и в скандалы. Мы вынуждены будем всюду таскаться за королем, куда бы он не направился и жить в тесных комнатушках, куда нас поселят. Мужчины станут домогаться твоей любви, а я бессилен буду что-либо предпринять. Если это будут весьма высокопоставленные господа…
— Ну, я уверена, что определенные действия ты все равно предпримешь, — улыбнулась она.
— Думаю, да. И тогда все наши жертвы пропадут напрасно. Нам придется лгать, льстить, не обращать внимания на обман и предательство. Это означает, что наш маленький Джон вырастет в этой атмосфере. И наши другие дети, тоже, если, конечно, они у нас будут.
— Я знаю, Роджер. Я думала об этом. Поэтому я и не хотела тебе говорить.
Я рассмеялся.
— А ведь это как раз та самая жизнь, которую хотели для меня мать и тетя Гадилда. В их глазах это означало великолепие, богатство и честь. Я сбежал в море, чтобы избежать всех этих благ, а теперь все это обрушилось на меня разом. Ирония судьбы, верно? Как ты думаешь, эта новость их порадовала бы?
— Думаю, не больше, чем меня. Быть может это слишком высокая плата за дружбу? Ведь в конце концов нам и о себе подумать нужно.
— Я всегда считал, что мы живем в замечательное время, — сказал я. — Ну, а теперь мои глаза наконец раскрылись. Ничего замечательного в нашей эпохе нет. Это жестокий, продажный, проклятый век.
— Ты не прав, Роджер, — горячо возразила мне Кэти. Мы живем в прекрасном мире. Мы нашли друг друга, у нас есть наш маленький Джон. Разве этого мало?
— Быть может нам следовало бы уехать в Америку. Это по крайней мере далеко отсюда. — Я потрепал ее по щеке. — Думаю мне следует принять предложение королевы. Мы оба не простим себе, если я откажусь. Я почувствовал это с самого начала. Какой же я друг, если не способен сделать для Джона даже этого? Кто знает, может быть, на это уйдет не так уж много времени… Вдруг этот новый красавчик сумеет добиться того, что мы задумали намного быстрее… Прости меня, если я сделал этот выбор таким нелегким для тебя.
Я взял со стола свой набросок и разорвал его на мелкие клочки.
48
Судьба, однако, распорядилась иначе, и мне так и не пришлось явиться ко двору. Несколько дней спустя в доме сэра Сигизмунда появился небрежно одетый грубовато-добродушный на вид человек и громким голосом заявил, что желает видеть «некоего Роджера Близа». Я как раз собирался выйти по делам, поэтому отвел его в уголок холла и сообщил, что я и есть Роджер Близ, но очень тороплюсь и потому не может ли он поскорее изложить причину своего визита.
— Я — капитан Джон Смит, — заявил он. — Вы несомненно слышали обо мне. — Я — величайший путешественник нашего времени. Объездил весь Восток, побывал в Виргинии и испытываю сожаление, что променял величественные первобытные леса Нового Света на этот город, погрязший в преступлениях и грехе.
Как я позднее убедился, это была его обычная манера изъясняться. В его речах и манерах причудливо сочетались напыщенность, немалая эрудиция и хвастовство.
— Если вы Роджер, то я должен передать вам привет. От Джона Уорда.
— В таком случае вы для меня самый желанный гость, — взволнованно ответил я. — Вы, как я понимаю, видели его.
— Да, я видел его. Примерно два месяца назад. В Тунисе.
— Я хочу услышать о нем все. Давайте найдем место, где нам никто не помешает и спокойно побеседуем за бутылкой вина.
Это предложение понравилось капитану Смиту и когда мы удобно расположились за столиком близлежащей таверны, он начал свой длинный рассказ.
— Удивительный человек, этот Джон Уорд. Гроза морей, — сказал капитан. — Он произвел на меня очень сильное впечатление. Он напомнил мне одновременно дружелюбно настроенного Юпитера в наряде из бархата и кружев и Ноя, которому воспретили построить ковчег, и он вынужден плавать вокруг горы Арарат на обыкновенном плоту.
— Но как он поживает? Он здоров?
Капитан Смит мрачно взглянул на меня.
— Насколько мне известно, капитан Уорд мертв.
История, которую он мне поведал изобиловала таким количеством отступлений от темы и туманных метафор, что я предпочитаю изложить ее своими словами.
Джон Уорд находился у причалов Гулетты, когда какой-то европеец спустится на берег с каботажного судна, прибывшего из Триполи. Уорд проложил себе дорогу через толпу вопящих и жестикулирующих туземцев и уже через несколько секунд оказался рядом с вновь прибывшим.
