Наталья Павлищева - Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Внезапно в нескольких шагах от Пересвета прямо над кромкой водной глади возникла белая полупрозрачная фигура молодой статной женщины в длинном одеянии до пят, с покрывалом на чуть склоненной голове. Правая рука похожей на видение женщины медленно поднялась и осенила Пересвета крестным знамением.
У Пересвета холодок пробежал по спине, он невольно отпрянул назад. В белой женской фигуре и в ее одеянии Пересвету почудилось сходство с Гертрудой. Ему подумалось, что это, наверно, душа Гертруды прилетела сюда с небес, услышав его мольбы о помощи.
– Ты ли это, Гертруда? – дрожащими губами произнес Пересвет. – Прости, что я не уберег тебя. Ради Бога, прости, Гертруда!..
Горячие слезы хлынули из глаз Пересвета, покатившись по его щекам.
Белая, как туман, женская фигура плавным жестом руки поманила Пересвета за собой. Пересвет с изумлением увидел, что эта невесомая фигура медленно плывет по воздуху над водой, удаляясь от острова.
Пересвет почувствовал, как некая неукротимая сила сдвинула его с места, направив вслед за удаляющейся призрачной женской фигурой с наброшенной на плечи длинной мантией. Пересвет шел через болото, не глядя себе под ноги, так как его взгляд был прикован к той, что плыла впереди него по воздуху. И странное дело – там, где проплывала эта прозрачная женская фигура, глубина болота едва доходила Пересвету до колен. Едва нога Пересвета ступила на твердую землю, как неясное белое видение растаяло в воздухе, словно его и не бывало.
– Где ты, Гертруда? – воскликнул Пересвет, вглядываясь в темноту между деревьями. – Благодарю тебя за спасение! Я никогда не забуду тебя!
Глава восьмая
Будивид
Едва увидев отца, Пересвет сразу почувствовал, что в нем произошла резкая перемена. Отец держался с ним не просто холодно, но даже неприязненно. Пересвет мигом сообразил, что в его отсутствие случилось что-то неладное в отчем доме и в душе его отца. Лишь в этот миг Пересвету стало понятно странное выражение лиц дворовых слуг, встретивших его у ворот терема и на теремном крыльце: его тут явно не ждут!
Видя, что отец не собирается обнять его, Пересвет прошелся по просторной светлице от окна к окну, комкая в руках шапку. В этом тереме прошло детство Пересвета, здесь ему все было до боли знакомо!
– Что же, батюшка, и сесть мне не предложишь? – после долгой паузы промолвил Пересвет, повернувшись к отцу. – Иль ты совсем не узнаешь меня?
Боярин Станимир Иванович небрежно указал рукой на стул, сухо обронив:
– Присаживайся, сыне.
Однако Пересвет сел не на стул, а на скамью у окна.
Станимир Иванович опустился на эту же скамью, глядя то в пол, то в потолок и всячески избегая встречаться взглядом с сыном.
– Что стряслось, отец? – напрямик спросил Пересвет. – Почто ты мне не рад? Меня ведь два года дома не было.
– Чему тут радоваться, сынок, – скорбно произнес Станимир Иванович. – Опозорил ты род наш! Седины мои осрамил!
– Да молви ты толком! – рассердился Пересвет. – В чем я виноват перед тобой?
– А ты не ведаешь? – Станимир Иванович желчно усмехнулся, хлопнув себя ладонью по колену. – В сечах ты был храбр, сын мой, ничего не скажешь, но как угодил ты в плен к тевтонцам, так тебя словно подменили. Размяк ты душой, и смелости в тебе поубавилось. Снюхался ты с тевтонцами, даже монахиню немецкую себе в наложницы взял. Эх, сынок, разве ж для этого я тебя растил и лелеял!
Из груди Станимира Ивановича вырвался тяжелый горестный вздох.
– Ну, был я в плену у тевтонцев, приглянулась мне там одна монахиня. Что тут такого постыдного? – Пересвет недоумевающе пожал плечами. – После битвы на реке Рудаве немало русичей и литовцев в немецкий плен угодило. Всех пленников тевтонцы за выкуп на волю отпустили, лишь за меня выкуп не поступил. Батюшка, почто ты отказался заплатить крестоносцам серебро за мое освобождение, неужто денег пожалел?
– Сын мой, не вали с больной головы на здоровую! – резко бросил Станимир Иванович. – Я был готов выкупить тебя из неволи, но ты сам известил меня письмом, в коем сообщил, что решил принять веру латинскую и навсегда остаться у немцев.
– Богом клянусь, отец, не слал я тебе такого письма! – воскликнул пораженный Пересвет.
– Не слал, говоришь… – По лицу Станимира Ивановича промелькнула гневная тень. Он стремительно поднялся и, топая сапогами, удалился из светлицы в соседнее помещение.
До слуха Пересвета донеслось, как отец поставил на стол шкатулку, как он рылся в ней, что-то ворча себе под нос. Затем, столь же стремительно вернувшись обратно, Станимир Иванович сунул под нос Пересвету узкий лоскут бересты, на котором острым писалом были коряво выведены несколько строк славянскими письменами.
– Вот, разве не тобой сие писано? – раздраженно обронил боярин. – Твой неказистый почерк я сразу распознал и подпись твою тоже.
Пересвет пробежал глазами короткое послание на бересте, внимательно вгляделся в подпись, стоящую внизу. Да, почерк как будто его и подписано письмо не именем «Пересвет», а ласкательной формой от него «Светик». Так называли в детстве Пересвета его мать и сестра.
– Ничего не понимаю, – озадаченно пробормотал Пересвет, вновь и вновь перечитывая эту странную записку. Там было написано, что он не желает возвращаться на Русь, что решил остаться у немцев навсегда, ибо встретил здесь любимую женщину и вера латинская ему милее.
Наконец Пересвет спросил у отца, кто передал ему эту записку.
– Боярин Будивид принес мне ее, когда сбежал из тевтонского плена, – ответил Станимир Иванович. Он тут же восхищенно добавил: – Что за удалец этот Будивид! В отличие от тебя, сын мой, он не стал дожидаться выкупа за свое освобождение, сам удрал от немцев. И ведь не побрезговал Будивид ради свободы спрятаться в бочке с дерьмом. В этой бочке с помоями его и вывезли за ворота замка. Будивид и тебя звал идти с ним в побег, сын мой, но ты же отказался.
– Я отказался не от побега, а от убийства монахини, жизнью которой был готов пожертвовать Будивид ради того, чтобы вырваться на свободу, – сказал Пересвет, сурово взглянув на отца.
– Скажи прямо, сынок, эта монахиня была твоей наложницей, – с ехидцей в голосе проговорил Станимир Иванович. – Она же обучала тебя немецкому языку. Прелести этой немки просто свели тебя с ума! Ты даже забыл, что помолвлен с дочерью боярина Размысла Степановича. Опозорил меня и перед родственниками своей невесты.
Станимир Иванович сердито выхватил бересту из рук Пересвета.
– Не отрицаю, отец, в этом я грешен, – опустив глаза, сказал Пересвет. – Но письма этого я не писал и латинскую веру принимать не собирался. Я ведь тоже сбежал из плена, это случилось вскоре после бегства Будивида. Та монахиня и помогла мне в этом.
