Генри Райдер Хаггард - Собрание сочинений в 10 томах. Том 5
Мрачно было лицо фараона, да и все присутствовавшие также были печальны: смерть и скорбь царили в стране Кемет. Но царица Мериамон не плакала о своем сыне. Гнев терзал ее сердце потому, что фараон отпустил апура. Пока они сидели и пировали, до них донесся топот бесчисленных ног, мычание скота и торжествующая песнь, подхваченная тысячами голосов.
Пение было так дико и безобразно, что Скиталец схватил лук и побежал к воротам дворца, опасаясь, что апура бросятся грабить царскую сокровищницу. Царица Мериамон также пошла к воротам. Они стояли в тени ворот и скоро увидели огонь факелов. Кучка людей, вооруженных пиками, приближалась к ним, и свет факелов отражался на их золотых шлемах, украденных у египетских солдат. За ними шла толпа женщин, которые плясали, били в тимпаны и пели торжествующие песни.
На некотором расстоянии от них шел высокий чернобородый человек, который нес на своих плечах большой вызолоченный гроб с резными изображениями на крышке.
— Это тело их пророка! — прошептала Мериамон. — Рабы! — вдруг крикнула она громко. — Вы умрете с голоду в пустыне и будете тосковать по сытной пище Кемета. Ни одна душа из всех вас не увидит страны, куда вы стремитесь! Вы будете страдать от жажды, от голода, будете призывать богов Кемета, и они не услышат вас! Вы умрете, и ваши кости превратятся в пыль пустыни! Прощайте! Прощайте! Идите!
Когда Мериамон кричала это, ее взгляд был так ужасен, а слова зловещи, что народ апура задрожал и женщины перестали петь.
Скиталец посмотрел на царицу и изумился.
— Я не видал никогда женщины с таким жестоким сердцем! — пробормотал он. — Горе тому, кто встанет на ее дороге в любви или на войне!
— Они не будут больше петь у моих ворот! — сказала Мериамон с усмешкой. — Пойдем, Скиталец, нас ждут!
Она подала ему руку, и они прошли в пиршественный зал.
Долго прислушивались они, пока в темноте ночи шли апура, бесчисленные, как морской песок. Наконец все ушли, и звуки шагов замерли вдали.
— Ты трус, Менепта, — заговорила раздраженно царица Мериамон, обращаясь к фараону, — труслив, как раб! Ты боишься проклятия ложной Хатхор, которую ты так почитаешь, и, к стыду своему, отпустил народ апура. Теперь они ушли, проклиная страну Кемет, которая питала их, как мать питает дитя свое!
— Что же мне делать? — спросил фараон.
— Ничего не делать, все сделано! — ответила Мериамон. — Что ты посоветуешь, Скиталец?
— Чужеземцу трудно давать советы! — возразил Скиталец.
— Нет, говори!
— Я не знаю богов этой страны! — отвечал он. — Если народ апура в милости у богов, то ничего не поделаешь! Если же нет, пусть фараон последует за ними, захватит их и перебьет. Это вовсе не трудно, они идут беспорядочной толпой и обременены пожитками и грузом!
Речь эта понравилась царице. Она захлопала в ладоши и вскричала:
— Слушайте, слушайте добрый совет! Фараон, слушай!
Теперь, когда апура ушли, страх фараона исчез, он пил вино и становился все смелее. Наконец он встал и поклялся богами Амоном, Осирисом, Пта, своим отцом, великим Рамсесом, что нагонит апура и перебьет их. Сейчас же фараон послал вестников собрать всех начальников войска и известить правителей других городов, чтобы они собрали своих воинов и готовились в поход. Потом фараон обратился к Одиссею:
— Ты еще не дал мне ответа. Хочешь ли ты служить мне и быть начальником отряда моих телохранителей?
Скитальцу вовсе не хотелось поступать на службу, но он искренно любил войну и битвы. Однако, прежде чем он успел ответить, царица Мериамон быстро взглянула на него.
— Мой совет тебе, Менепта, — произнесла она, — Эперит должен остаться в Танисе и быть начальником моих телохранителей, пока ты уйдешь в поход и будешь преследовать апура. Я не могу остаться без защиты в этой стране, и, если он, этот сильный человек, будет охранять меня, я буду спать спокойно!
Скиталец вспомнил о своем желании взглянуть на прекрасную Хатхор, тем более что любил приключения и новизну, и ответил, что, если угодно фараону и царице, он останется и будет командовать стражей.
Фараон был очень доволен его согласием.
XII. Комната царицы
На другой день ровно в полдень фараон выступил с войском в поход. Они двинулись через пустыню к Красному морю, в том направлении, куда ушли апура. Скиталец проводил их в колеснице жреца Реи, который поехал отдельно от войска. Многочисленность солдат удивила Скитальца, но он промолчал и только спросил жреца, все ли войска фараона двинулись в этот поход. Реи ответил, что тут только четвертая часть всего войска, так как нет ни одного наемного солдата из Верхнего Египта.
Скиталец ехал за фараоном, пока дорога не разделилась, затем простился с ним. Фараон подозвал его к себе.
— Клянись мне, Скиталец по имени Эперит, из какой бы ты ни был страны и где бы ни была твоя родина, клянись, что ты будешь честно охранять царицу Мериамон и мой дом, пока я буду в отсутствии! Ты красивее и сильнее других мужей, но мое сердце не доверяет тебе. Быть может, ты коварный человек и навлечешь несчастье на меня!
— Если ты так думаешь, фараон, — ответил Скиталец, — то не заставляй меня охранять царицу. Разве я не доказал тебе свою преданность, защищая тебя и твой дом от мечей разъяренной толпы?
Фараон посмотрел на него долгим недоверчивым взглядом, потом схватил за руку. Скиталец поклялся Афродитой, Афиной и Аполлоном, что будет верно и честно служить ему во время его отсутствия.
— Я верю тебе, Скиталец, — сказал фараон. — Знай, если ты сдержишь свою клятву, то будешь щедро награжден, будешь вторым лицом после меня в стране Кемет, если же изменишь клятве, то умрешь!
— Я не прошу награды, — возразил Одиссей, — и не боюсь смерти, так как должен умереть и знаю это. Но я сдержу свою клятву!
Он низко поклонился фараону и сел в свою колесницу.
— Не оставляй нас, Скиталец! — воскликнули солдаты, видя, что он отправляется обратно.
Он выглядел таким победоносным в своем золотом вооружении, что казался солдатам богом войны, который покидал их.
Хотя сердце его стремилось за войском, так как он любил войну, но он покорно возвратился во дворец к закату солнца.
В эту ночь он сидел на пиру рядом с царицей Мериамон. Когда пир закончился, она приказала ему следовать за собой и привела в свою комнату. Это была красивая, благоуханная комната, слабо освещенная светом ламп. Тут стояли золоченые ложа, а на стенах были нарисованы сцены любви и войны чужеземных богов и царей.
Мериамон опустилась на вышитые подушки богатого ложа и приказала Одиссею сесть поближе, так, что ее одежда касалась его золотых лат. Он сделал это неохотно, хотя любил красивых женщин. Сердце предостерегало его против темных загадочных очей царицы.
