Ефим Лехерзак - Москва-Лондон
Не слишком уж часто в истории человечества бывали счастливыми браки царей, королей, императоров и им подобных правителей людских. Союз Ивана и Анастасии был поразительно счастливым. И не будь он таким коротким — всего-то тринадцать лет! — кто знает, так ли ужасно сложилась бы последующая русская история: ведь именно слишком ранняя (и Иван был абсолютно убежден — насильственная!) смерть обожаемой жены разбудила в царе Иване IV невообразимого тирана и даже изверга, который, вполне возможно, так и заснул бы вечным сном в тайниках мятущейся души,
растопленный тонким и чутким умом, всепрощающей нежностью и всепоглощающей любовью прекрасной Анастасии…
…Впрочем, никто не знает, что было бы, если бы это было… Да и было ли все это так?..
Их брак был освящен митрополитом Макарием 3 февраля 1547 года, почти через двадцать дней после принятия Иваном царского титула.
И вот прошло пять лет.
Любовь, счастье, мир и согласие между Иваном и Анастасией не раз подверглись за это время немалым и непростым испытаниям.
Прежде всего, это дети, мерило, эталон счастья и долговечности любой семьи, в том числе, должно быть, и царской. 10 августа 1549 года Анастасия родила первенца — дочь Анну, умершую, не достигнув и годовалого возраста. Второй ее ребенок, Марья, родилась в марте 1551 года и умерла на шестом месяце от рождения.
Анастасия впала в глубокое отчаяние. Она готова была умереть от горя. И если бы не забота, нежность и любовь мужа, так, скорее всего, и произошло бы, ибо смерть никогда не приходится манить слишком уж долго — для нее бывает достаточно и первого зова… Иван почти неотлучно был при жене. Он на руках выносил ее в сад подышать свежим воздухом, кормил, словно малое дитя, когда она отказывалась принимать пищу, веселил всякими музыкантами, шутами и скоморохами, всячески щадил ее в это время в постели, вносил щедрые вклады в монастыри и церкви, усердно молился и соблюдал решительно все посты. Не желая расставаться с любимой женой ни на день, Иван неизменно брал ее с собою во время многочисленных поездок своих по монастырям, на освящение новых церквей и соборов, на излюбленную свою охоту или просто в гости к боярам и князьям.
Так Анастасия постепенно выздоравливала, приходила в себя, а ее любовь к мужу приобретала даже некий религиозный характер: когда тот спал, она тихонько вставала с постели и молилась на Ивана, как на святую икону! Утром в соборе она очищала душу свою, но грешницей себя не признавала…
…Сейчас, в марте 1552 года, Анастасия вновь, уж второй месяц, была беременна.
Царица сидела на своем любимом мягком узорчатом табурете, прислонясь спиною к теплому изразцу большой печи, а на ее коленях лежала голова Ивана, редковатые волосы которого она нежно перебирала своими очень красивыми тонкими и длинными пальцами. Сам он сидел на пушистой рысьей шкуре, обняв ноги жены обеими руками. Это было невыразимое блаженство — когда Анастасия перебирала вот так его волосы! Успокоение, удовлетворение, умиротворение — господи, да может ли быть спокойнее, чище и радостнее на душе, чем когда Анастасия, его голубица, его юница, самая прекрасная и желанная из всех женщин, ласкает его голову, лицо,
волосы…
Почувствовав, что Ивану неприятен разговор о его многочисленных, хотя и мимолетных связях с навязчивыми придворными женщинами (и не только, кстати, с ними), Анастасия прижала голову мужа к своему животу и с улыбкой прошептала:
— А ну-кося, Ванечка, кого на сей раз Господь Бог ниспошлет нам? — Иван так крепко прижался щекою к телу жены, что та невольно вскрикнула. — Ой, миленький ты мой… не следует эдак-то… хрупкий он покудова…
— Да он вовсе еще никакой… мал… что пылинка та… куда ему колыхаться там… совсем рано еще… А будет сын! Его молю я у Господа. Ан и дочь приму со слезами радости! Но будет сын! Чудовский вон игумен Левкий будто бы намедни сон вещий видел. Всей братией своею молятся…
— Надобно вклад достойный святым отцам отрядить.
— Сотворил уже, лебедушка.
— Святого отца Левкия пожалуй. Пусть святые сны чаще про нас видит. Поближе ему к Господу Богу. Святой человек.
— Твоя правда, горлица. Немало бед от меня отвратил игумен. От врагов моих пасет… Ему верю, как себе не всякий день…
— Благослови его Господь!
— Аминь.
— Аминь. А мой заговор от человека лихого ты не отвергнешь?
— Да лишь он и спасет меня от людишек лихих, что вьются вокруг меня, словно комарье на болоте! И не спрячешься от них, и не спасешься, и перебить их всех не перебьешь…
— А вот ужо заговорю я миленького своего от всех людей лихих! Идет свет мой Ванечка по чистому полю, а навстречу ему семь бесов с полудухами, все черные, все злые, все нелюдимые. Идите вы, духи с полудухами,
к лихим людям. Держите их на привязи, чтобы свет Ванечка от них был цел и невредим по пути и дороге, во дому и в лесу, в чужих и родных, во земле
и на воде, во обеде и на пиру, в свадьбе и на беде. А заговор мой долог, слова мои крепки, кто слово испровержет, ино быть во всем наиново, по худу, по добру, как во преди сказано. Во веки веков, аминь.
Иван бережно поставил жену на колени и, обернувшись к небольшому угольному иконостасу, они долго и жарко молились…
Потом Анастасия сказала:
— Я знаю, ждут тебя бояре ближние. Выйдешь ли к ним, свет мой ясный?
— Следовало бы. На час малый. В поход ведь готовлюсь — Казань воевать.
— Без меня на сей раз поедешь… — вздохнула Анастасия. — Куда мне, тяжелой-то… А к родам будь уж со мною, Ванечка! Страшно мне без тебя-то, ой как страшно…
— Все станется, как тебе пожелается, горлица ты моя. Не велишь — так и в поход не пойду, при тебе буду…
— Ты — царь! Ты — сокол мой ясный! Тебе — в небе парить да великие дела державные вершить, а вовсе не к жениной юбке клеиться… — Она вновь вздохнула и улыбнулась. — А как хорошо мне с тобою, свет мой! И за что только Господь так щедро наградил меня? Хочешь, споем нашу песню звучную? А потом пойдешь к боярам своим ближним.
— Споем, голубушка!
Анастасия прижала голову Ивана к своей груди, для чего-то облизала губы и запела своим высоким грудным голосом:
Маленький мальчишечко в горенке сидел,
Во горенке сидел, сам горе свое терпел.
Сушил, крушил сердце — знаю для кого,
Знаю для кого — для желанной своей,
Знаю для кого — для желанной своей.
Там моя желанная далече живет,
Далече, далече, меж гор высоко.
Там место пригоже, приятен дух несет.
Схожу я ко Аннушке, спрошу сам ее,
Схожу я ко Аннушке, спрошу сам ее:
— Скажи, скажи, Аннушка, любишь или нет?
