Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская
– Он свои вернет! – пошутил Шенк. – Ограбит какой-нибудь корабль и вознаградит себя сторицею.
XXII
Алина, пробыв несколько дней в местечке Барлетта, тотчас же двинулась далее и через несколько дней прибыла в Неаполь; но здесь она снова почувствовала себя очень дурно. Болезнь, которая началась еще в Оберштейне, усилилась после путешествия в Рагузу и вынесенной морской болезни и теперь опять вернулась к ней, но в более определенной форме. В Неаполе принцесса оставалась довольно долго, но вела самую скромную жизнь. Болезнь заставляла ее проводить иногда целые дни в постели, а, кроме того, полное отсутствие денег мешало вести обыкновенную шумную жизнь.
С нею вместе были Доманский, Чарномский и Ганецкий. Ганецкий считался теперь капелланом ее и гофмейстером. Доманский переменил имя и назывался Станишевским. Чарномский также назвался Линовским; но этот Линовский с документами, вполне законными, на имя Чарномского, был уже не прежний конфедерат, с которым Алина познакомилась в Венеции. Чарномский, прозывавшийся теперь Линовским, был собственно Шенк.
Во время пребывания в Барлетте произошел обмен документами между Чарномским и бароном Кнорром. Чарномский считал себя слишком скомпрометированным в неудавшейся поездке Радзивилла, а между тем, ввиду политических событий, ему хотелось принести повинную и возвратиться на родину. Он нашел самым безопасным ехать в Варшаву под чужим именем и там, узнав наверное, может ли он воспользоваться амнистией, – объявить свое настоящее имя и просить прощения. Шенк, владевший патентом на звание капитана, барона Кнорра, узнал в Рагузе, что мстительный Мочениго все-таки разыскивает повсюду оскорбителя своего сына. После тщательных расспросов и расследований Шенк убедился, что этот глава семейства – человек, с которым шутить нельзя и который будет способен разыскать в Италии ненавистного барона Кнорра, Шенк вдруг предпочел иметь другое имя.
В одну из бесед в Барлетте дело уладилось очень быстро. Чарномский заявил, что он далее за Алиной не последует, а отправится в Венецию, надеясь по пути на родину догнать князя Иеронима Радзивилла. И вот Шенк и Чарномский поменялись документами. Новый барон Кнорр, бывший конфедерат, отправился на север, а новый Чарномский, то есть Шенк, последовал в Неаполь. Шенк смеялся про себя, что надул Чарномского, что легко, быть может, в Венеции с Чарномским-Кнорром случится какая-либо беда… А между тем в Неаполе Шенк узнал, что его самого в известном смысле обманул Чарномский. Имя конфедерата– поляка, деятельного агента польских магнатов, было настолько хорошо известно в Риме, что ехать туда Шенку под именем Чарномского было совершенно невозможно. Он снова хотел было по-прежнему остаться бароном Шенком, но по капризу Алины назвался польским именем Линовского.
Едва только Алина оправилась от болезни, как обратилась с просьбой к английскому посланнику Гамильтону выхлопотать ей три паспорта для путешествия в Рим. Причиной этого дальнейшего движения было все-таки полное отсутствие денег. Ганецкий как иезуит, имел связи с Римом, был знаком со многими кардиналами и уверял Алину, что в Риме он может достать ей деньги. Алина и сама думала, что если продолжать предприятие, то надобно теперь, опираясь на Ватикан, на помощь и благословение папы, войти в сношение с польским королем, – следовательно, надо быть в Риме.
Несмотря на все, что Алина уже знала и понимала в политике, она наивно воображала, что Станислав Понятовский, сидящий на престоле польском по воле и милости Екатерины, решится действовать с ней заодно и поддерживать ее права на русский престол.
Алина думала, что если она обещает Понятовскому возвратить утраченные провинции, то он будет ей помогать.
В декабре месяце Алина приехала в Рим, наняла небольшой, но уютный дом на Марсовом поле и тотчас же захотела войти в сношение с кем-либо из кардиналов, который мог бы представить ее святому отцу; но здесь по приезде в Вечный город Алина узнала неожиданную и оригинальную помеху в ее делах. Оказалось, что еще за три месяца перед тем умер папа Климент XIV.
Конклав кардиналов по обычаю собрался тотчас же выбрать нового наместника святого Петра. Благодаря проискам разных государств Европы и разным интригам в самом Риме дело избрания нового папы оказалось, сверх чаяния, не только затруднительным, но почти невозможным. Уже третий месяц конклав сидел запертый в Ватикане, а папа не был еще выбран. Несмотря на строгое запрещение законом и обычаем, чтобы кардиналы за все время, что длится конклав, не сносились с внешним миром, теперь кардиналы, напротив того, сообщались с Римом и с курьерами, которые то и дело прибывали с разных концов Европы. Кардиналы ели, пили, спали безвыходно в одной зале и прилегающих к ней горницах, не выходили на улицу, но зато знали отлично, что совершается и что требуется от них и при версальском кабинете, и венском, и мадридском.
Ганецкий, обещавший достать тотчас же денег Алине, был смущен более всех. Тот кардинал, на которого он рассчитывал, был точно так же заперт.
Покровитель Ганецкого, кардинал Альбани, до которого теперь нельзя было добраться, сам метил в папы, несмотря на свои молодые годы.
Алина, сделавшаяся за последнее время от болезни крайне раздражительной и неестественно предприимчивой, не упала духом. Она объявила всем своим, что если они не сумеют передать от нее письмо в конклав кардиналу Альбани, то она сама отправится туда. Ганецкий возражал ей, что если при слабой охране конклава кому-либо из мужчин можно еще пробраться к кардиналу, то во всяком случае женщину не пропустят даже и в коридоры Ватикана. Алина не отвечала ничего, а к вечеру посланная ею в магазины Франциска привезла ей мужской костюм. Когда друзья Алины увидели ее в мужском платье, наутро готовую идти в Ватикан и хотя бы силой пробраться к кардиналу Альбани, то они, разумеется, смутились. Тогда Ганецкий, пользуясь платьем, присвоенным его должности капеллана и духовного отца, вызвался сам передать письмо Альбани.
Действительно, Ганецкому удалось через разных знакомых иезуитов убедить кардинала на одну минуту приблизиться к одному из окошек нижнего этажа Ватикана, выходящего на площадь. В известный час Ганецкий приблизился к окну и передал Альбани письмо от Алины. Из этого письма кардинал узнал, что в Риме появилась принцесса Володимирская, дочь императрицы Елизаветы, которая просит помощи Ватикана и будущего папы в деле искания прав на русский престол.
Альбани было, конечно, невозможно покинуть залу конклава, но через несколько дней явился к принцессе аббат Рокотани, представился ей и заявил, что явился по приказанию, переданному ему тайным образом кардиналом Альбани. С этой минуты Алина могла сноситься с Ватиканом и конклавом через аббата. Она узнала вскоре, что если Альбани удастся быть избранным в папы, то он, конечно, в качестве святого отца будет к ее услугам, так как она обещает спасти из рук схизматического государства верную римскому престолу католическую Польшу.
