Генри Райдер Хаггард - Собрание сочинений в 10 томах. Том 9
— Добрый вечер, мистер Мейер. О, я вся так одеревенела, что не могу повернуть шею и взглянуть на вас, — прибавила она со смехом.
Он мягко спрыгнул вниз, снова напомнив ей пантеру, и остановился перед нею.
— Вы должны благодарить Бога, в которого верите, что сохранили кости в целости и вообще спасли жизнь, — сказал он, — дикари могли лишить вас и того и другого.
— Я это и делаю, мистер Мейер, но и вам я также очень благодарна за то, что вы так великодушно пришли нам на помощь. Отец, — позвала она, — подойди сюда и скажи мистеру Мейеру, как мы ему признательны.
Клиффорд, прихрамывая, вылез из своего шалаша под деревом и заметил:
— Я уже говорил ему об этом, дорогая моя.
— Да, — подтвердил Джейкоб, — вы уже говорили, мне; зачем же повторять одно и то же? Я вижу, что ужин готов. Давайте поедим, так как вы должны быть голодны, а затем я кое-что сообщу вам.
Они принялись за еду, хотя ни у кого из них не было аппетита. Мейер ел очень мало, но выпил много крепкого черного кофе и вина с водой. Зато Бените он подкладывал самые лучшие куски и не спускал с нее глаз, говоря, что ей следует есть побольше, чтобы не терять сил и не лишиться красоты. Бенита молчала и вспоминала сказку, слышанную в детстве, в которой людоед откармливает принцессу, намереваясь потом ее съесть.
— Вы должны бы подумать о своем собственном здоровье, мистер Мейер, — сказала она, — нельзя жить одним кофе и вином.
— Это все, что мне нужно сегодня. С минуты вашего возвращения я стал удивительно хорошо себя чувствовать. Никогда еще я не был так здоров и полон сил. Я мог бы работать за троих, не чувствуя ни малейшей усталости. Например, сегодня я всю вторую половину дня носил провизию и прочие нужные вещи на эту стену, так как нам необходимо приготовиться к продолжительной осаде; и тем не менее мне кажется, будто я не поднял ни одной корзинки. Зато, когда вас не было, — о, каким усталым я себя чувствовал!
Бенита поспешила переменить тему разговора, спросив его, нашел ли он что-нибудь новое.
— Нет еще, но теперь, когда вы вернулись, мы найдем многое. Не пугайтесь, я задумал план, который должен удаться. К тому же было слишком тоскливо работать одному в пещере, поэтому я только осмотрел место вокруг нее, ожидая минуты, когда можно будет отправиться вам навстречу и застрелить нескольких матабеле. Знаете, я лично убил семерых. Я не мог промахнуться, защищая вас, — добавил он с улыбкой.
Бенита невольно отстранилась от него, а мистер Клиффорд проговорил сердитым голосом:
— Не говорите об этих ужасах в присутствии моей дочери. Довольно того, что приходится делать подобные вещи, к чему же еще вспоминать о них!
— Вы правы, — задумчиво ответил Джейкоб, — и я прошу у вас извинения, хотя я никогда не испытывал удовольствия, подобного тому, которое чувствовал, стреляя в матабеле. И вот они умерли, а у наших стен находятся целые полчища. Слушайте! Они поют вечернюю молитву, — Мейер начал размахивать своим длинным указательным пальцем в такт ужасной воинственной песне матабеле, отдельные звуки которой долетали к ним снизу. — Это похоже на духовные песнопения, не так ли? Только вот слова… Хотя нет, я не стану переводить их, так как при настоящих обстоятельствах они носят слишком личный характер.
Теперь мне нужно кое-что вам сказать. Вы поступили ужасно нехорошо, бежав отсюда и покинув меня одного, более чем нехорошо — неблагородно. Право, — прибавил он, внезапно приходя в бешенство, — если бы я имел дело только с вами, Клиффорд, говорю вам откровенно, я застрелил бы вас при первой же встрече. Предатели заслуживают, чтобы их убивали, так ведь?
— Прошу вас не разговаривать так с моим отцом, — резко вмешалась Бенита, гнев которой заставил ее забыть обычный страх. — К тому же виновата во всем только я одна.
— Я с удовольствием повинуюсь вам, — с поклоном ответил Джейкоб. — Я никогда больше не стану возобновлять этого разговора и не осуждаю вас, так как кто посмел бы это сделать? Только не Джейкоб Мейер. Я вполне понимаю, что вы должны были скучать здесь, к тому же дамам позволительно иметь свои прихоти. Вы вернулись обратно, так что незачем больше толковать об этом. Только послушайте: в одном пункте я твердо решил не уступать. Ради вашей собственной безопасности вы больше не уедете из Бамбатсе, пока мы не сможем сделать этого все вместе. Я окончательно пришел к этому убеждению в то время, когда переносил сюда съестные припасы. Если вы завтра утром пойдете осматривать стену, вы сами убедитесь в том, что никто не сможет подняться на нее, и — что гораздо важнее — никто не сможет спуститься с нее. К тому же для большей уверенности я буду впредь спать возле самой лестницы.
Бенита молча переглянулась с отцом.
— Молимо имеет право приходить сюда, — возразила она. — Ведь это его храм.
— Ну, ему придется впредь совершать свои моления там, внизу. Старый дурак воображает, будто ему все известно, однако он и не подозревал, что я намерен сделать! Кроме того, мы ведь не нуждаемся, чтобы он вторгался в нашу личную жизнь, правда? Не то он увидит золото, когда мы его найдем, и, чего доброго, может ограбить нас.
Глава XVII. Первый опыт
Бенита и ее отец снова переглянулись с недоумением и почти с отчаянием. Они попались в ловушку, вдали от всякой помощи, и оказались во власти человека, который терял рассудок. Мистер Клиффорд молчал. Он был уже стар и начал дряхлеть; в последние годы, совсем незаметно для него самого, он совершенно бессознательно подчинился Мейеру и в эту минуту отчаяния и растерянности был тем более неспособен выйти из-под его власти. К тому же этот человек угрожал убить его, и старик боялся этого — не столько из-за себя, сколько из-за дочери. Если бы он умер, то что бы сталось с Бенитой, совершенно одинокой и оставшейся во власти Мейера. Сознание своего безрассудства, хотя и несколько поздно, наполнило его душу стыдом. Как он мог вовлечь свою дочь в эту авантюру? Поддавшись корыстолюбию, он совершил преступление, которое связывало его язык и сковывало его уста; он решительно не знал, что сказать.
Некоторое время Бенита молчала. Всякая надежда покинула ее душу. Но так как она была смелой и энергичной женщиной, то мужество мало-помалу вернулось к ней. В груди ее поднялось глубокое негодование, отразившееся в ее темных глазах. Она вдруг повернулась к Джейкобу Мейеру, курившему трубку и наслаждавшемуся их смущением.
— Как вы смеете? — спросила она тихим, но выразительным голосом. — Как вы смеете, подлый вы человек?
Он слегка вздрогнул под ее презрительным, гневным взглядом, но затем оправился и приготовился возражать с видом человека, готовящегося к серьезной борьбе, от исхода которой зависит его дальнейшая судьба.
