Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского
В кабинете вела приём моя бывшая помощница. Увидев меня, она осеклась на полуслове, но я сделал успокаивающий жест рукой и вместе с Мерседес прошёл на свою жилую половину. Правда, это уже была не моя жилая половина, а женское жилое помещение. Обо мне там ничего не напоминало.
— И здесь меня вычеркнули из списков, — подумал я. — А что ты хотел? Ведь тебя не было почти десять лет. Скажи спасибо своей помощнице, которая не бросила твоё дело и, судя по всему, ведёт его успешно.
Примерно минут через пятнадцать вошла моя помощница.
— Дон Казанова, где же вы были? — сказала она. — Мы уже подали заявление на ваш розыск, но ваших следов никто не мог отыскать. Тогда я взяла дело в свои руки. Готова отчитаться по всем вопросам.
Молодец женщина. Я не ошибся в своём выборе. Деловой и порядочный человек.
— Вы очень хорошо сделали, что не бросили это дело, — сказал я, — работайте и ведите дело так, как считаете это нужным. Через какое-то время мы все переоформим на вас. Мне сейчас нужна некоторая сумма денег, чтобы восстановить мои документы.
Как все хорошо получилось. Без трагедий и военных действий с новым собственником. Через неделю мы выехали в Париж на поиски деда Сашки.
С дедом Сашкой тоже было не все в порядке. К кому бы я ни обращался, все почему-то опускали голову и старались ничего не говорить. В компании «Ситроен» вообще сказали, что не могут давать информацию о своих инвесторах. В квартире, где он жил, были другие хозяева, но и они не могли мне помочь. Старушка, мать нового консьержа, подслеповато смотрела на меня, то ли узнавая, то ли не узнавая, а потом сказала, что мой друг умер и похоронен на западном кладбище.
— Как он умер? — поинтересовался я.
— А он своей смертью не умер, — сказала старушка, — застрелили его. Сожительница его застрелила. Где он такую стерву нашёл, одному только Богу известно. Разлюбил он её, а она возьми да и застрели его из револьвера, а потом и сама застрелилась. Так и похоронили их рядышком.
Могилу деда мы нашли быстро. У французов в похоронном деле полный порядок. На сером камне была фотография деда Сашки и надпись — Алехандро Гривас. Так никто и не узнает, как сгинул дед Сашка. Пусть родственники думают, что замучили его фашисты и вспоминают как героя. Так и есть.
Пусть земля тебе будет пухом, мой верный соратник и товарищ. Эх, не пригласил с собой на кладбище фотографа, чтобы сфотографировать могилу. Ладно, не последний день живём, ещё появляюсь здесь и обязательно сфотографирую надгробный камень и пошлю фото его родственникам.
Глава 14
Во второй половине дня мы вернулись в гостиницу. Номер был оформлен на имя Мерседес. У меня не было документов, я был пациентом, а она сопровождающим меня медицинским работником.
Я купил русской водки, закуски, разложил это на подносе из-под графина с водой. Все уже было нарезано. Открыл бутылку, налил себе полный стакан водки и немного плеснул в стакан своей подруги. Посмотрел на неё и плеснул ещё.
— Давай выпьем, — сказал я, — за моего хорошего друга, медика и лекаря, человека, знавшего все то, что не знают современные профессора от медицины. Пусть он знает, что мы помним о нем.
Выпили, стали закусывать.
— Дон, — сказала Мерседес, — так водку пьют только русские. Ты русский?
Я утвердительно мотнул головой.
— И твой друг тоже был русский? — поинтересовалась женщина.
Я снова мотнул головой.
— А что ты делаешь здесь и почему ты не уехал в Россию? — продолжала задавать вопросы моя спутница.
— Знаешь, — сказал я, — это в двух словах и не объяснишь. Я сейчас как во сне. Мне кажется, что все это снится. Как только я проснусь, я сразу тебе все расскажу.
— А ты ущипни себя и сразу проснёшься, — рассмеялась Мерседес.
Я ущипнул себя один раз. Затем ещё раз, но намного больнее и увидел себя сидящим на табурете в келье монастыря. Уже смеркалось. В дверь постучали. Вошёл брат ключарь.
— Хочу отметить, брат Пётр, — сказал он, — что ваше общение благотворно влияет на брата Алоиза. В нем проснулась обычная энергия, тяга к жизни и активной деятельности. И у меня на душе стало легко. Давайте мы выпьем с вами по этому поводу.
Он достал откуда-то из-под рясы два металлических шкалика, плоскую флягу и стал откручивать крышку. Пока я убирал книги, он разлил спиртное в ёмкости и предложил выпить за величие непобеждённой германской нации.
— Мы находимся на пороге возрождения нового Четвёртого Рейха, который принесёт счастье всем цивилизованным народам мира, — сказал он, — даже евреям. Хайль!
Я сделал вид, что выпил, выплеснув содержимое бокала на плечо рясы. Брат ключарь ушёл, а я стал укладываться спать. Если я завтра ни свет, ни заря встану на утреннюю молитву, то кое-кто может использовать другие инструменты для того, чтобы я на время не выходил из кельи. Что-то должно произойти в монастыре, и я не нужный свидетель этого. Но не я же был инициатором вступления в контакт с братом Алоизом. Вернее, с Алоизовичем. И мне не нужно быть слоном в посудной лавке, сующим везде свой любопытный хобот. Правильно говорят, что любопытному слону в дверях хобот прищемили. Буду спать до упора.
Утром меня тщетно будили братья монахи. Я сдерживался изо всех сил, чтобы не выдать себя какой-то реакцией на прикосновения монахов к моим плечам, прослушивание ухом сердцебиения. Приходил и брат ключарь. Постоял, посмотрел и ушёл, ничего не сказав. Я продолжал лежать и встал на исходе вторых суток. Кто думает, что это легко, тот глубоко ошибается. Отправление естественных надобностей всегда естественно и необходимо. Это как выхлопы угарного из выхлопной трубы двигателя. Заткни выхлопную трубу и двигатель остановится. Мне приходилось внимательно прислушиваться ко всему происходящему за дверями моей кельи, чтобы улучив момент, сбегать к ведру с крышкой, стоящему в укромном углу кельи.
Когда я вышел из кельи, никто не удивился моему появлению. Никто не бросился ко мне с расспросами, что да и как. Просто пришёл служка и пригласил в административное здание. Там уже был новый брат ключарь, который сказал, что я могу возвращаться к себе домой, так как надобность в моих услугах отпала. Сутану я могу взять на память о пребывании в монастыре. Все мои вещи в сохранности. На мой вопрос о том, куда уехали мои знакомые, я встретил взгляд полный если не понимания, то полный скептицизма от заданного вопроса. Все понятно. До свидания, товарищи монахи.
С саквояжем и пакетом с рясой и сандалиями я отправился в ближайший город. Ехать пришлось на простой повозке, подпрыгивая на каждом камешке горной дороги. Запряжённый в повозку мул бесстрастно шёл вперёд. Также бесстрастно сидел монах с вожжами в руках. Ему было все равно, что делается вокруг. Приедет в город, механически сделает все что надо, сядет в повозку и так же без всяких эмоций поедет обратно в монастырь.
