Александр Дюма - Анж Питу
— Теперь вы хозяйка, дайте мне какую-нибудь работу.
— У меня нет для вас работы, господин Анж.
— Почему?
— Потому что вы ученый, вы господин из Парижа, наш крестьянский труд вам не к лицу.
— Возможно ли это? — спросил Питу.
Катрин кивнула.
— Это я-то ученый! — повторил Питу.
— Конечно.
— Но посмотрите на мои руки, мадемуазель Катрин.
— Неважно!
— Но, мадемуазель Катрин, — взмолился бедный малый в полном отчаянии, — почему же по той причине, что я ученый, вы обрекаете меня на голодную смерть? Разве вы не знаете, что философ Эпиктет кормился своим трудом, что баснописец Эзоп в поте лица зарабатывал хлеб свой? А ведь эти два человека были гораздо ученее меня.
— Ничего не поделаешь.
— Но господин Бийо взял меня в дом; теперь он послал меня из Парижа, чтобы я снова был у вас в доме.
— Допустим; но мой отец мог поручить вам такую работу, которую я, его дочь, не посмею на вас взваливать.
— А на меня и не надо ничего взваливать, мадемуазель Катрин.
— Да, но тогда вы останетесь без дела, а я не могу вам этого позволить. Мой отец как хозяин мог делать то, что мне как его заместительнице не пристало. Я распоряжаюсь его добром, и я хочу его приумножить.
— Но я буду работать, и моя работа будет давать прибыль; вы же видите, мадемуазель Катрин, что получается порочный круг.
— Как вы сказали? — переспросила Катрин, которая не понимала пышных фраз Питу. — Что значит порочный круг?
— Порочным кругом, мадемуазель, — пояснил Питу, — называют ошибочное рассуждение. Нет, оставьте меня на ферме и поручите мне любую, даже самую тяжелую работу. Тогда вы увидите, какой я ученый и какой лодырь. Впрочем, вам ведь надо вести книги, держать в порядке счета. Эта арифметика как раз по моей части.
— Я считаю, что это не занятие для мужчины, — сказала Катрин.
— Так что же, я ни на что не годен? — воскликнул Питу.
— Оставайтесь пока, — смягчилась Катрин, — я подумаю, как быть дальше.
— Вы хотите подумать, прежде чем решиться оставить меня здесь. Да что я вам сделал, мадемуазель Катрин? Ах, раньше вы были не такая.
Катрин едва заметно пожала плечами.
Ей нечего было возразить Питу, и все же было очевидно, что его настойчивость ей не по нраву.
Поэтому она оборвала беседу:
— Довольно, господин Питу, мне некогда, я должна ехать в Ферте-Милон.
— Тогда я бегу седлать вам лошадь, мадемуазель Катрин.
— Это совершенно ни к чему: оставайтесь здесь.
— Вы не хотите, чтобы я вас сопровождал?
— Оставайтесь на ферме, — повелительно сказала Катрин.
Питу стоял как пригвожденный к месту; опустив голову, он глотал горькие слезы, которые жгли ему веки, как кипящее масло.
Катрин вышла и велела одному из работников оседлать ее лошадь.
— Ох, — пробормотал Питу, — вы, мадемуазель Катрин, находите, что я переменился, но на самом деле это вы переменились, и гораздо больше, чем я.
XXXIII
О ПРИЧИНАХ, ПОБУДИВШИХ ПИТУ ПОКИНУТЬ ФЕРМУ И ВЕРНУТЬСЯ В АРАМОН, НА СВОЮ ИСТИННУЮ РОДИНУ
Мамаша Бийо, смирившаяся с положением старшей прислуги, принялась за работу без рисовки, без горечи, с охотой. Потревоженная на мгновение жизнь вернулась в свою колею, и ферма снова превратилась в гудящий улей, полный пчел-тружениц.
Пока для Катрин седлали лошадь, она вернулась в дом, бросила взгляд в сторону Питу; он стоял как вкопанный, лишь голова его вертелась, как флюгер, вслед за каждым движением девушки, пока та не скрылась за дверью своей комнаты.
«Зачем это Катрин поднялась в свою комнату?» — гадал Питу.
Бедняга Питу! Зачем она поднялась в свою комнату? Чтобы причесаться, надеть белый чепчик, натянуть более тонкие чулки.
Совершив эти изменения в своем туалете и слыша, как ее лошадь бьет копытом под водостоком, она снова вышла, поцеловала мать и уехала.
Питу, слонявшийся без дела и не насытившийся беглым равнодушно-сотрадательным взглядом, который Катрин бросила на него уезжая, хотел рассеять недоумение.
С тех пор как Питу вновь увидел Катрин, он понял, что жить без нее не может.
Вдобавок в недрах этого неповоротливого дремлющего ума с однообразием движущегося взад и вперед маятника шевелилось нечто похожее на подозрение.
Девственным умам свойственно откликаться на все впечатления с равной силой. Эти ленивые натуры не менее чувствительны, чем другие; просто они ощущают, но не осмысливают.
Осмысление — это умение наслаждаться и страдать. Надо привыкнуть к страстям, чтобы наблюдать за их клокотанием в пучине, которая зовется сердцем человеческим.
Старики не бывают наивными.
Услышав удаляющийся цокот копыт, Питу подбежал к дверям. Он увидел, как Катрин свернула на проселочную дорогу, что соединяла ферму с трактом, ведущим в Ферте-Милон; эта проселочная дорога огибала холм с поросшей лесом вершиной. С порога он с сожалением и покорностью помахал вслед красавице. Но едва рука и сердце послали этот прощальный привет, как Питу пришла в голову одна мысль.
Катрин могла запретить ему сопровождать ее, но не могла помешать следить за ней.
Катрин могла сказать Питу: «Я не хочу вас видеть»; но она не могла сказать Питу: «Я запрещаю вам смотреть на меня».
Вот Питу и подумал, что раз ему все равно нечего делать, то ничто в мире не может помешать ему пойти лесом вдоль дороги, по которой едет Катрин. Таким образом он будет издали наблюдать за ней сквозь ветки деревьев, оставаясь незаметным.
От фермы до Ферте-Милона было всего полтора льё. Полтора льё туда, полтора льё обратно — для Питу это был пустяк. Вдобавок, проселочная дорога шла в обход. Пойдя напрямик, Питу мог укоротить свой путь на четверть льё. Оставалось всего два с половиной льё туда и обратно.
Два с половиной льё — для человека, казалось укравшего у Мальчика с пальчик сапоги, которые тот, в свой черед, украл у Людоеда, это было раз плюнуть.
Как только этот план созрел в голове Питу, он немедленно приступил к исполнению. Пока Катрин ехала к тракту, Питу, пригнувшись за высокими колосьями ржи, мчался к лесу.
Он мигом добрался до опушки, перепрыгнул ров и бросился лесом, быстроногий, как потревоженный олень, хотя и не столь грациозный.
Так он бежал с четверть часа, а через четверть часа в просвете между деревьями показалась дорога.
Он остановился, прислонившись к огромному дубу, полностью скрывавшему его за своим корявым стволом. Он был уверен, что обогнал Катрин.
И все же он прождал десять минут, пятнадцать минут — никого.
Быть может, она что-нибудь забыла на ферме и вернулась? Такое могло случиться.
