Розалинда Лейкер - Венецианская маска
Затем Мариетта двинулась к другой решетке, чтобы посмотреть на приемную. У всех, кто поднимался по лестнице из фойе, снег покрывал шляпы или капюшоны и верхнюю одежду. Лакеи и горничные брали у них плащи и накидки, счищали щетками снег со шляп и даже брали их баута-маски, чтобы стряхнуть снег, который собирался на выступающей губе. Одна из ширм, предназначенных для тех, кто хотел скрыть свою личность, пока чистили их маски, стояла под некоторым углом к решетке. Мариетта обнаружила, что, стоя на цыпочках, можно видеть происходящее за ней.
Когда три высоких мужчины в баута-масках поднялись по ступеням, внимание Мариетты сразу же привлек тот, что был в середине. Было что-то знакомое в его властных манерах. Всякое последнее сомнение, касающееся его личности, было отброшено, когда один из двух других обратился к нему.
— Какой вечер, Доменико! Твоя жена правильно сделала, что осталась дома с моей.
— Я согласен, Себастьяно. Не хотелось бы, чтобы она выходила в этих ужасных условиях ни при каких обстоятельствах.
Мариетта затаила дыхание. Неужели она сейчас увидит лицо мужчины, который владел золотой маской? Она чувствовала, что хотела, чтобы он зашел за ближайшую к ней ширму. К ее облегчению, он зашел туда вместе со своими спутниками. Лакей протянул руку, чтобы взять их баута-маски. Без малейших угрызений совести Мариетта храбро схватилась за решетку и подняла ее достаточно высоко, чтобы увидеть черты Доменико Торриси.
Его лицо было именно таким, как и показывала особая маска. У него был широкий лоб и скулы, крупный и хорошо оформленный нос с сильно вырезанными ноздрями, подбородок с глубокой вмятиной и высокомерной челюстью и красивый рот с чувственной нижней губой. Глаза были необыкновенно чистого серого цвета. Легко было предположить, что в гневе он будет выглядеть суровым и жестоким, но в этот вечер он разделял хорошее настроение своих товарищей, один из которых имел такое поразительное сходство с ним, что можно было сделать вывод, что это его младший брат. Хотя у всех троих волосы были напудренными, по прямым черным бровям Доменико она могла сказать, что он брюнет.
— Я хочу сыграть в фараона[6] сегодня вечером, — заметил он, поправляя кружево своего галстука. — Каков твой выбор, Антонио? — Он обращался к своему брату.
— Меня манят кости. — Антонио покачал полусжатым кулаком в воздухе, как будто уже уговаривал кости сыграть в его пользу, его темные глаза ярко блестели. — А что насчет тебя, Себастьяно?
— Я возьму карты с Доменико, — последовал ответ. Затем, когда рука лакея вновь появилась с масками, он добавил: — Я вижу наши бауты.
Снова надев маски, трое мужчин медленно прошли в первую из игровых комнат, не зная, что девушка из Пиеты, заметив, что сестра Сильвия уснула у камина, бегает от одной решетки к другим, чтобы следить за их продвижением. Свет свечей на больших люстрах играл на атласных жакетах темно-красного цвета. Две женщины, держащие полумаски на палочках из слоновой кости, улыбались зазывно, но безрезультатно. Трио разделилось, Антонио продолжал играть в кости, а Доменико и его друг шли туда, где играли в фараона.
Мариетта больше не видела Доменико до своей последней песни, которую она пела как раз перед рассветом. Когда она допела ее до половины, он появился из игровой комнаты, чтобы уйти. Она могла видеть его со своего места. Ему надели на плечи плащ и вручили перчатки. Тем не менее он ждал, глядя в направлении хоров, внимательно слушая. Только после того, как она пропела финальную ноту, он начал спускаться вниз по ступеням.
Проспав до полудня — привилегия, даруемая после таких ангажементов, — Мариетта рассказала Елене все, что случилось в ридотто.
— Совпадение позолоченной маски совершило полный оборот, — весело заявила она. — Чары разрушены, и мое любопытство удовлетворено. Я знаю, как выглядит тот, кто ее носит, и он слышал, как я пою, несмотря на то, что он никогда не узнает связи.
Елена, которая знала ее очень хорошо, подумала, что при всей легкомысленной браваде голос Мариетты звучал не вполне уверенно в том, что призрак изгнан.
Глава 4
Каждый день маэстро ди Коро получал письма с просьбами предоставить хор Пиеты и оркестр для различных мероприятий. Когда однажды поступила просьба по поводу солистки и квартета для обеспечения музыкального сопровождения во время ужина, посвященного помолвке, маэстро решил дать Елене шанс. Мариетта помогла ей решить, что она должна петь, и он одобрил выбор.
Чего Елена не ожидала, так это того, что Марко Селано окажется среди гостей. Ее сердце начало учащенно биться, как только она увидела его, и все романтические чувства, которые она пыталась подавить, снова всколыхнулись в ее душе.
Для такого неформального вечера решетки не устанавливали. Она и музыканты исполняли свои произведения на виду у тридцати зрителей, сидящих полукругом. Именно на таких мероприятиях, под наблюдением, девушки Пиеты общались со своей аудиторией, когда во время перерыва подавали кофе. Елена, которая встречала улыбающийся взгляд Марко слишком часто, была полностью подготовлена, когда ее и музыкантов пригласили в компанию, а потом обнаружила, что он ведет ее к дивану.
— Это хорошее место вдали от всех, — сказал он, когда они сели вместе. — Для меня честь встретить вас наконец. Я восхищался вашим голосом с первого момента, когда услышал, как вы поете.
Она чувствовала себя потрясенной его близким присутствием. Он, казалось, не только овладел ее глазами и ушами, но и стремительно бегущей кровью. Каким-то непостижимым образом она сохранила самообладание.
— Когда это было? — спросила она, уверенная, что он не ответит.
— Я помню это событие очень хорошо. В начале вечера произошло небольшое недоразумение между Торриси и мной, но после этого я смог насладиться концертом и в особенности вашим пением.
Так он помнил! Лакей наливал ей кофе, и она надеялась, что ее рука не будет дрожать от волнения. К счастью, этого не случилось. Она слышала, как поддерживает разговор, а затем он сказал то, чего она никак не ожидала:
— Я знаю о вас все, Елена.
У нее перехватило дыхание.
— Что вы имеете в виду?
— Ваши семнадцать лет теперь для меня открытая книга. Я знаю, где вы родились в Венеции, как воспитывались покойной двоюродной бабушкой, кто ваш опекун и тот день, когда вас определили в Пиету.
— Почему это должно интересовать вас?
— Разве вы не можете догадаться? Почему, вы думаете, я пришел сюда сегодня вечером? Дружба моего покойного отца с главой этого дома уходит корнями в их детство, но эта помолвка не имеет для меня никакого значения. Я здесь потому, что узнал, что вы будете петь, и не мог остаться в стороне. Я слышал, как вы поете, гораздо чаще, чем вы думаете. Я глубоко сожалею, что не послал вам цветы после того первого вечера, но я исправлюсь завтра. Вы примете то, что придет?
