Робер Гайяр - Мари Галант. Книга 1
Мобре дрожал всем телом. Дикой злобой горели его глаза. Он раскаивался, что затронул эту тему, хотя был готов на все ради уничтожения флибустьеров, мешавших англичанам развернуться в водах Карибского моря; однако он не мог вынести, чтобы с ним обращались как с вралем, и кто?! Этот наглый великан, уличивший его во лжи!
Он сглотнул слюну, взял себя в руки и сухо, но довольно вежливо произнес:
– Должно быть, меня плохо информировали, сударь. С вашей стороны довольно было бы замечания. Я готов поверить, что вы располагаете многочисленными доказательствами… Тем не менее никто не дал вам права называть меня лжецом. Этого оскорбления я бы вам не спустил, капитан, но отношу его на счет вашего душевного состояния после перенесенного потрясения.
– Я к вашим услугам, сударь, – молвил Байярдель. – Если вам угодно получить удовлетворение, можете мною располагать.
Он положил руку на гарду своей шпаги и бросил на неприятеля пылающий взгляд.
Отец Бонен решил вмешаться, мягко разведя обоих мужчин своими изящными, но крепкими руками:
– Дети мои. В такой печальный день!.. Не надо ссор, прошу вас! Всем здесь более чем когда-либо нужно сохранять благоразумие!.. Капитан Байярдель! Что, по-вашему, подумал бы о вас генерал Дюпарке, увидев, как вы готовы обнажить шпагу, когда все переживают глубокий траур?!
– Отец мой! – совершенно невозмутимо отвечал Байярдель. – Генерал знал, что я всегда готов обнажить шпагу, защищая его от врагов. В любых обстоятельствах мое оружие всегда на службе у моих друзей и начальников; невзирая на место, время и последствия своего поступка, я не остановлюсь перед тем, чтобы скрестить шпагу с любым, кто осмелится нападать на дорогих мне людей!
– Капитан Байярдель! – строго проговорил майор Мерри Рулз. – Я пока еще командир своим подчиненным! Приказываю вам успокоиться…
Все еще кипя возмущением, Байярдель, многое повидавший на своем веку и даже однажды спасший вместе со своим другом Лефором жизнь майору, собирался возразить, как вдруг Мерри Рулз властным жестом приказал ему замолчать.
– Капитан Байярдель! Вы ответите за свое поведение, которое я рассматриваю как неподчинение! А теперь довольно, можете идти.
Великан обвел всех взглядом и, поклонившись, направился к двери.
Однако спор не остался незамеченным. Он вызвал еще большее беспокойство у колонистов, таких, как Босолей, Виньон, Сигали.
Они смотрели на жизнь более трезво, чем большинство военных и даже священников, а потому беспокоились не только об имуществе, но и о возможных трудностях, которые могли возникнуть в результате преобразований в управлении островом: изменение налоговой системы, новые цены, введение нарядов – словом, новые порядки, а значит, и риск разорения их предприятий.
И они на всякий случай прислушивались к разговорам в гостиной. Ведь в замок Монтань они прибыли с единственной целью: узнать новости, которые помогут им угадать, чего ждать от жизни в будущем.
По правде сказать, они не очень-то верили в Мари Дюпарке. Ее супруг восхищал их твердостью, мужеством и всеми качествами выдающегося правителя, чья вошедшая в поговорку приветливость, а также патриархальный стиль управления широко способствовали росту колонии; они не обязаны были знать, что огромную роль в большинстве его начинаний сыграла жена. Для них Мари была всего-навсего простолюдинкой, а Пьерьер, затем сам Гурсела и еще человек десять рассказывали, что она женщина доступная, тем более способная поддаться искушению, что она хороша собой, у нее много воздыхателей и в прошлом она явно имела связь с каким-то иностранцем.
Разумеется, они были неприятно удивлены, когда в зале неожиданно появился человек, не присутствовавший на похоронах генерала: шевалье Режиналь де Мобре!
О нем, об иностранце, они говорили, когда вспоминали, как Мартиника едва не попала в руки англичан; именно он находился при Мари, когда стало известно, что на остров проник шпион, дабы сообщать врагам необходимые сведения.
Вот почему они внимательно прислушивались к словам Байярделя.
Босолей, Виньон, Сигали даже подошли поближе к кружку капитана, когда тот прощался. Великан не успел еще посмотреть в сторону двери, как Босолей, переглянувшись с приятелями, изрек:
– Господин майор! Мы с друзьями слышали, хотя это произошло помимо нашей воли, о чем вы говорили с нашими добрыми и уважаемыми отцами Боненом и Шевийяром…
Взгляды всех присутствовавших обратились в его сторону.
– Мы бы очень хотели получить уверенность на будущее – полагаю, что выражаю здесь мысль большинства колонистов Мартиники, – так вот, мы бы хотели иметь уверенность в том, что ни один пират, как и ни один дикарь не подойдет отныне к берегам острова без нашего на то желания!
Отец Шевийяр, сидевший рядом с главой иезуитов, встал, обращаясь к колонисту.
– Сын мой! – слащаво заговорил он. – Следует различать пиратов и флибустьеров. Как, впрочем, и среди дикарей бывают люди разные.
Недалеко от обоих собеседников раздался чей-то голос. Он принадлежал колонисту Пленвилю дю Карбе.
– Что тут рассуждать? – возмутился он. – С тех пор, отец мой, как жизнь наших близких под угрозой, да и наше состояние, плод нашего тяжелейшего труда, может по вине некоторых нечестивцев пойти прахом, стоит ли делать различие между мошенником, который грабит, насилует и убивает, и бандитом, который убивает, не щадит наших жен и дочерей и лишает нас нажитого? Есть ли на земле хоть один убийца, которого не осуждают небеса? Послушать вас, так, пожалуй, поверишь в это!
– Сын мой! – отвечал отец Шевийяр все так же мягко. – Существуют пираты, что совершают все преступления, о которых вы говорите, но есть и французские флибустьеры, кому мы обязаны – повторюсь вслед за капитаном Байярделем – не только нашей свободой, но и жизнью ваших жен, колонисты! Когда я говорю это, у меня из головы не выходит имя капитана Лефора!
Он помолчал, выжидая, пока стихнет поднявшийся ропот, и продолжал, но уже строже, чеканя каждое слово:
– Можно не любить Лефора, можно называть его морским разбойником! Я даже допускаю, что на его совести немало грехов, может быть, смертных грехов! Тем не менее, господа, не забывайте, что этот человек с горсткой своих людей вырвал нас из когтей дикарей! Как верно сказал капитан Байярдель, он сделал это, как нарочно, именно в ту минуту, когда английская эскадра, уверявшая, что идет к нам на помощь, отступила под угрозой его пушек!
Голос монаха зазвучал громче. Святой отец обращался теперь не только к членам своего кружка, но ко всем, присутствовавшим в гостиной. Его голос звенел, словно под сводами его церкви, все набирая силу; у слушателей захватило дух. Все замерли.
