Генри Хаггард - Доктор Терн
Я дал ответную телеграмму:
Буду в Денчестере в 8.30.
Вскочив в пролетку первого попавшегося извозчика, я поспел на вокзал как раз вовремя, чтобы застать поезд, отходивший в Денчестер. У меня в кармане было так мало денег, что едва хватило на билет третьего класса. Я ехал скорым поездом, но путь показался мне бесконечно длинным и утомительным. Вот наконец платформа станции Денчестер. «Если поверенный хочет сообщить мне что-нибудь важное, он, наверное, пришлет кого-нибудь из своих служащих встретить меня, если же это что-либо выходящее из ряда обыкновенного, то он явится сам», — думал я.
Когда поезд подкатил к станции и пополз мимо мокрой асфальтовой платформы, я на минуту закрыл глаза, чтобы отсрочить на мгновение горечь разочарования. Когда я раскрыл их снова и взглянул в окно, первое, что бросилось мне в глаза, была красная самодовольная физиономия самого главы фирмы, выглядывавшая из мехового воротника щегольского пальто. От волнения я едва держался на ногах. Адвокат увидел меня и кинулся навстречу. Вид у него был сияющий и в то же время полный достоинства.
— Дорогой сэр, — начал он, — надеюсь, что моя телеграмма не обеспокоила вас! Но новость, которую я имею для вас, такого рода, что я поспешил сообщить вам ее как можно скорее!
— Не трудитесь извиняться. Однако будьте любезны сказать мне, какую новость, кроме печальной — о смерти жены моего бедного друга, — вы хотите сообщить мне.
— О, да вы, вероятно, уже знаете, — ответил адвокат, — хотя покойница упорно настаивала на том, чтобы хранить это в тайне от вас!
— Я решительно ничего не знаю, — прервал я его.
— В таком случае, я весьма счастлив, что могу обрадовать вас замечательной новостью! — затараторил разом повеселевший поверенный. — Как душеприказчик моей покойной клиентки, миссис Стронг, я имею честь сообщить, что вы назначены ее единственным наследником.
Я едва удержался на ногах.
— Можете ли вы сказать мне, каково приблизительно мое наследство? — спросил я, немного овладев собой.
— Назвать точную сумму я сейчас несколько затрудняюсь, но вы знаете, какая это была экономная и бережливая женщина, а ведь капиталы растут — ох, как растут! Я полагаю, что это будет около четырехсот тысяч фунтов!
— Неужели?! Но ведь покойница была не в полном рассудке, как же она могла составить свое завещание?
— Дорогой сэр, завещание было написано ею вскоре после смерти мужа. Но она настоятельно требовала, чтобы это оставалось для вас тайной и однажды явилось бы приятной неожиданностью.
X. Дженни встречается с доктором Мерчисоном
Никто не оспаривал моих прав на наследство, так как завещание было неоспоримо, а родни или близких покойная миссис Стронг не имела. Когда стало известно о крупном наследстве, доставшемся мне, моя популярность не только в Денчестере, но и в Лондоне возросла еще больше.
Но, кроме удовлетворения своего честолюбия, я преследовал еще и другую цель: дочь моя, Дженни, стала взрослой девушкой, красивой и хорошо образованной. К тому же она унаследовала от своей покойной матери остроумие и самостоятельный, даже своевольный характер. Понятно, что я мечтал о самой блестящей партии для нее. Но до сих пор не мог подыскать для нее подходящего человека, так как ждал непременно пэра или многообещающего политического деятеля.
Я снял превосходный дом и зажил на широкую ногу, давая парадные обеды, на которых считали за счастье присутствовать люди самого избранного общества. Ум и привлекательность, а быть может, и богатство молодой хозяйки привлекали к нам множество ухажеров и друзей. В поклонниках не было недостатка; за одну зиму ей было сделано три предложения, но она отказала всем наотрез. На первые два отказа я не сказал ей ничего, но последний огорчил меня, что я и высказал ей.
Она выслушала меня спокойно и сказала:
— Я очень сожалею, что мне приходится огорчать тебя. Но выйти замуж за человека, который мне не по сердцу — это, быть может, единственное, чего я не могу сделать даже ради тебя!
— Но в таком случае обещай мне, Дженни, что ты также не дашь никому слова без моего согласия! — воскликнул я.
Она минуту колебалась, но затем ответила:
— Какой смысл говорить теперь об этом, дорогой отец, ведь я еще не видела ни одного человека, женой которого пожелала бы стать. Но если ты так хочешь этого, я готова пообещать, что когда встречу человека, который мне будет по душе, но которого ты почему-либо не пожелаешь видеть моим мужем, то в течение трех лет я не дам ему решительного ответа. Но, — добавила она, — я почти уверена, что моим избранником будет не граф и не пэр.
— Ах, Дженни, как можешь ты так говорить!
— Что же тут удивительного, отец? Как часто я слышала от тебя во время твоих публичных лекций, что люди все равны, за исключением рабочих, которые лучше других, и что «сын труда» достоин руки любой девушки в государстве!
— Я этого не говорил уже многие годы, — возразил я с досадой.
— Да, отец, ты не говоришь этого с тех пор, как умерла бедная миссис Стронг и завещала тебе все свое состояние, и всякие лорды и леди стали посещать наш дом. Не так ли, отец? — И она вышла из комнаты.
В августе, когда заседания в парламенте прекращаются и для членов парламента наступают каникулы, я с дочерью переезжал в свое загородное поместье на окраине Денчестера. Здесь у нас был прекрасный старинный дом, стоявший посреди громадного парка, в живописной местности, славящейся превосходной охотой.
На окраине этого поместья, даже занимая часть его, расположилась убогая пригородная слободка, предместье Денчестера, населенная беднейшими рабочими. Дженни до тех пор не давала мне покоя и не переставала мучить меня, пока я в угоду ей не отстроил для них несколько десятков современных образцовых коттеджей, с электричеством и водопроводом, что, впрочем, оказалось совершенно бесполезной затеей: рабочие продолжали ютиться все в тех же убогих лачужках, а коттеджи сдавали внаем за грошовую плату мелким чиновникам.
В недобрый час, посещая семейство Смитов, поселившееся в одном из наших образцовых коттеджей, Дженни познакомилась с доктором Мерчисоном, молодым человеком лет тридцати, состоявшим на службе в этом приходе и потому лечившим всех больных в нашем округе. Эрнст Мерчисон был ширококостный мускулистый шотландец, с резкими крупными чертами лица и глубоко сидящими больными и ясными глазами. Он был не речист, прям и резок до грубости. Но как врач он пользовался заслуженной репутацией, действительно знал и любил свое дело и считался лучшим врачом в Денчестере. На нем-то и остановила выбор моя дочь и одарила той привязанностью и расположением, которых тщетно добивались от нее самые блестящие молодые люди высшего лондонского света.
