Марк Спектор - «Глухой» фармацевт
Через несколько дней с дивана исчезла стараниями того же Кости оранжевая подкладка, потом добротная парусина. Нетронутой осталась лишь последняя оболочка — мешковина, зато энергии у ребят стало хоть отбавляй.
Диван «обглодали» за неделю, а Николай, сын дьяка, из Большой Коренихи все не появлялся. Горожанин сказал Трояну, что, если тот не приедет через два-три дня, Сашке придется самому навестить его. Но Николай ворвался утром в квартиру на Спасской, вытащил из корзины большой пирог с мясом — подарок от дьячихи хворому Матвею. Обитатели комнаты отдали дань кулинарным способностям Николаевой матери с великой радостью.
Потом они с Сашкой отправились к Горожанину.
Задержал приезд Николая очередной вояж Андрея Дахно в Одессу, на базар. А потом Николай помог ему перепрятать покрышки в более надежное место — под старую копну, в тайник. За это Дахно обещал Николаю продать пару покрышек по льготной цене. Конечно, когда Николай купит мотоцикл.
— Ну и скряга же ваш благодетель, — посмеялся Валерий Михайлович. — И много у него покрышек?
— Сорок четыре.
— С шестью проданными Шульцу — пятьдесят, значит. Где же он их приобрел?
— Говорит, у какого-то дядьки. А тот подобрал их в брошенном обозе, когда еще греки бежали из Николаева.
— Что же он так встревожился теперь? Перепрятывать их вздумал. Вы не интересовались?
— Жаловался, что в городе у него родственника арестовали. Но кого именно, я не спрашивал. Неудобно.
— Резонно… Так вы, Николай, при первой же встрече поинтересуйтесь у Дахно про мотоцикл. Как до дела дойдет, свяжитесь с Трояном или Бойченко. С кем будет удобнее. Кто-либо из них к вам и заедет.
Едва за Николаем закрылась дверь, как нетерпеливый Троян предложил:
— Валерий Михайлович, вот бы нам все это и прихлопнуть!
— Не торопитесь, Саша, — сказал Горожанин.
Троян не знал, что днями Каминский доложил: «глухой» фармацевт, который и не думал уезжать из города, встретился на Варваровском мосту с человеком из Заречья, с той стороны Буга, где находится Большая Корениха и богатые немецкие колонии. Свидание состоялось под вечер, когда мост наводнен рыболовами, и «глухой» был тут же с удочкой. Он сидел на бревнах наплавного моста, сначала в одиночестве, потом к нему подсел мрачноватого вида человек в военной форме. По описанию он не походил на того, с кем «глухой» виделся, когда за ним присматривала Валя.
А тут еще сигнал — Андрей Дахио беспокоится о покрышках. Это уверило Горожанина в правоте его рассуждений о том, что бывший управляющий аптечным складом не может не знать о покрышках. Если же он о них знает, то подобное обстоятельство заставит его быть до конца откровенным по делу о хищении медикаментов и перевязочных материалов.
— Вызвать арестованного Дахно, — распорядился Горожанин.
— Мне идти, Валерий Михайлович? — опросил Троян.
— Нет, Саша, останьтесь. Вы сейчас поймете, почему не надо торопиться с арестом барышника.
В комнату ввели бывшего управляющего аптечной базой Дахно. Он нервно теребил измятую шляпу, испуганно оглядывался по сторонам, будто впервые попал в этот кабинет.
— Садитесь, Дахно, сюда, поближе, — предложил Горожанин. — Надо кончать канитель. Вот вам бумага, карандаш. Пишите всю правду. Кому вы продали спирт и медикаменты?
— Что писать, начальник? Я сам удивляюсь, куда это все могло подеваться? Тут просто ошибка в описи… Часть, может, рабочие растащили.
— Рабочие, которых вы заставляли продавать спирт, ушли в Красную Армию. После установления Советской власти вы больше не поручали Ивановне продавать сахарин.
— Это вам, значит, Ивановна… Верно. Так это же было при белых. Все равно деникинцы чуть ли не каждый день брали спирт на складе. Тогда я сам по доверенности хозяина, который находился за границей, мог распоряжаться всей фирмой. А теперь… При нашей-то власти, чтобы я хоть грамм взял… — ожиревшее лицо Дахно с маленькими плутоватыми глазками выражало спокойствие.
— Значит, сами не брали и не хотите сказать, кто взял.
— Вот Христом богом клянусь, чтоб я на этом месте…
— Погодите, погодите, — прервал его Горожанин. — Сколько раз вы христом богом клялись? Что ж, еще раз запишем: не брали. И передадим дело в Революционный трибунал. Некогда нам с вами возиться.
— Пусть трибунал, — пожал плечами Дахно. — Все равно расстрела не будет. Говорят, Дзержинский отменил расстрел…
— Во-первых, не Дзержинский, а Советское правительство по предложению Дзержинского. Во-вторых, к нашему городу Николаеву это пока отношения не имеет. Мы находимся в прифронтовой полосе.
— Значит, могут и расстрелять? — приуныл было Дахно, но тут же выпрямился: — Против меня никаких улик. Ведь правда?
— Улик хватает, — сказал Горожанин. — Но вы сами должны честно обо всем рассказать. Конечно, если хотите выглядеть перед трибуналом полностью раскаявшимся человеком.
— Но я ничего не знаю! Что мне говорить? Я ничего не сделал…
— Можете для начала хотя бы рассказать о покрышках для мотоциклов. Где вы их достали?
— Какие покрышки?
— А те, что припрятали у Андрея в Большой Коренихе.
— Вы знаете… — задохнулся Дахно и побелел. На лбу у него проступили капельки пота.
— Товарищ Троян, налейте ему воды.
Дрожащей рукой, расстегнув ворот, Дахно медленно выпил всю кружку.
— Не могу… не могу, гражданин начальник. Писать не могу, Руки, вот, не слушаются. Вы уж, пожалуйста, сами, — и Дахно стал говорить.
В декабре, когда прошел слух, что красные освободили Харьков, в Николаеве среди белых офицеров поднялась паника. Дахно вызвали в контрразведку генерала Слащева и предложили уволить по причине неблагонадежности двух фармацевтов: пожилого мужчину Стасенко и женщину Гринберг. Вместо них велели пока никого не принимать. Потом их арестовали. А после нового года их трупы среди других нашли у кладбища за 9-й Слободской улицей. Всего расстреляли тогда шестнадцать человек.
Вскоре Дахно опять вызвали в контрразведку и приказали принять новых фармацевтов. Но так, чтоб никто не знал, кем они посланы, — иначе расстрел, У Дахно взяли подписку о неразглашении тайны. На следующий день на базу пришла молодая, очень красивая женщина Благоволина, сказалась беженкой из Вознесенска.
— Она и сейчас работает? — уточнил Горожанин.
— Да, — подтвердил Дахно.
Через несколько дней, перед самым отступлением белых, к Дахно пришел еще один фармацевт Красков. Интеллигентный внешне человек, тихий, послушный, но в фармацевтике мало что понимает и к тому же совершенно глухой. По просьбе этого Краснова, уже после ухода белых, Дахно несколько раз оставался вечерами, чтобы научить его обращаться с лекарствами.
