Сергей Крупняков - Крылья Киприды
Тимон набрался смелости и выглянул. К счастью, барбарис был густой и это было не опасно.
— Это женщины, — прошептал он Софрону.
— И какие женщины! — не удержался от восхищения Софрон.
В полном боевом вооружении, блестя пластинами панцирей, с мечами на бедре, в шлемах они были неотразимы.
Предводительница внимательно осмотрела всю долину под скальной грядой.
— Ты права, Агриппа, вот они! — сказала она на чистейшем ионийском наречии. Одного жеста было достаточно. Пять всадниц развернули коней и понеслись на левую сторону гряды.
— Ий-я! — с восторгом взвыла предводительница и рванулась вправо, не отрывая взгляда от тех, кто, ничего не подозревая, шел вдоль реки. Вскоре все всадницы скрылись из вида.
Тимон с товарищами, не сговариваясь, рванулись вниз, туда, куда крик не мог бы долететь и до половины, туда, где шел с полными бурдюками воды на плечах Сириск. Он еще не знал о смертельной опасности. Не знали об этом и Евктин с Феокритом, и Арист с Мегаклом.
* * *Вода успокоилась, и Сириск увидел свое отражение. Он так зарос в этом плавании, что борода, усы и кудри на голове сделали его гораздо старше его двадцати одного года. Он привстал на колени, и вдруг увидел: точно богиня Афина отразилась в воде. Что-то резануло затылок, земля качнулась вбок. И все. Тишина…
Очнулся он от сильной боли: ныл затылок, и рука, неудачно прижатая кем-то, онемела. Он с трудом освободил руку и увидел: это был Тимон. Да, тот самый Тимон, который так быстро успел пустить стрелу вслед оленю и которого он отправил на охоту.
Сириск привстал. Кровь запеклась на шее и плече. Короткий хитон его разорван и держится только на поясе. Нет меча, нет лука, нет стрел. А рядом лежат израненные, в крови все десять его товарищей.
Солнце припекало. Тимон, а за ним и остальные зашевелились.
— Где мы? — тихо спросил Тимон, глядя на Сириска.
— Не знаю. — Сириск оперся спиной о скользкую стену, рядом с которой их бросили, и увидел: бежать было некуда. Там, чуть ниже, какие-то строения. Дымок струится из очагов. Люди не спеша занимаются своими делами.
— Думаю, это ойропаты. — Тимон подполз к Сириску и сел рядом.
Многие очнулись и тоже подползли к ним.
— Ойропат нет в Таврике, — ответил Сириск. — Они на Меотиде.
— А я слышал, что есть. Еще малышом меня ими пугали, — сказал Тимон.
— И я слышал, где-то в дебрях гор живут ойропаты, — прошептал Евктин. — Только живыми от них никто не выходил.
— Откуда ты знаешь, если никто живым от них не уходил? — тихо спросил Сириск.
— Это знают многие на той стороне Боспора. Я там был с грузом вина для Фанагории. И еще я возил туда пшеницу и закупал там гречиху для Херсонеса. Там это знает каждый мальчишка. Не знают только, куда ушла Агнесса с непримиримыми.
— Кто это Агнесса? — спросил Сириск.
— Что за непримиримые? — заинтересовался Тимон.
— Агнесса — царица ойропат.
Евктин не успел договорить. Внизу, там, где была небольшая мощеная площадь, зашумели, и Сириск увидел: десять всадниц на белых конях проскакали по улочке к высокому каменному сооружению. Над ним (это, видимо, был храм) поднимался боевой знак. Сразу со всех сторон сотни женщин, многие в воинских доспехах, собрались на площадь.
Одна из десяти, та, которая выделялась из всех, на ходу соскочила с лошади. Остальные сделали то же. Она поднялась на возвышенность, и все смолкли. Только кони изредка храпели и звенели уздечками.
— Дочери Ипполиты, — пронеслось в напряженной тишине, — радуйтесь! Сегодня еще десять трутней попали в наши сети! Им повезло: сейчас весна и десять лучших из вас получат себе мужчину.
Толпа оживленно загудела.
— Знаю! Знаю! Все вы достойны этой чести, если можно назвать честью общение с этими грязными трутнями. Все вы убили больше врагов, чем требует закон Ипполиты. И чтобы не было обид, я объявляю — завтра освященный ритуал свадеб начнется состязанием. И десять лучших получат право стать матерями будущих ойропат! Да будет милостив Арей к победителям и побежденным. Пусть жрицы приготовят все необходимое к празднику. Я же беру, как велит мне жребий, охрану нашей земли — дневные и ночные разъезды. Да помогут нам боги!
Толпа одобрительно загудела. Сириск услышал возгласы: «Слава Агнессе!», «Слава Богорожденной!».
Царица так же стремительно вскочила на белого жеребца и рванулась по дороге в сторону дальних строений у кромки леса.
Неожиданно она осадила коня, и все ее десять попутчиц мгновенно сделали то же. Она хлестнула жеребца плеткой и пошла галопом в сторону тех, кто лежал у стены.
Сириск увидел царицу, и ее красота потрясла его: огромные голубые глаза, светлые рыжеватые волосы выбивались из-под шлема. Царица, сразу обратив внимание на Сириска, подскакала к нему вплотную.
— На колени! — крикнула сзади огромная мускулистая ойропата, но никто из пленников не шелохнулся. Они, израненные, продолжали сидеть или лежать у стены.
Сириск медленно встал и устремил взгляд прямо в глаза царицы. Он заметил в них что-то такое знакомое, после чего женщины всегда становились к нему благосклонны. И он улыбнулся, и царица рванула на себя уздечку. Жеребец взвился на дыбы, и тут же в воздухе свистнул тяжелый бич. Та, что крикнула «на колени», хлыстом полоснула Сириска по плечу и спине. Боль скрутила его. Он упал, но остальные вскочили, и вновь свист бичей и ржание, крики «на колени» заставили всех упасть. Они не стонали, а ревели и выли от боли, а всадницы с ожесточением, с наслаждением били их.
Сириск заметил: одна, совсем еще юная, не била. Она подъехала к царице и положила руку ей на запястье. И пока не смолк свист бичей и ржание, и рев катающихся по земле пленников, она смотрела в глаза царице. А та, отвернувшись, молчала. Сириск заметил это перед тем, как получил очередной, лишивший его сознания удар по спине. И алое, и черное затмило все, и он уже ничего не слышал и не видел.
Чуть позже, когда ойропаты собрались вокруг царицы и стали медленно кружить около нее, царица сказала:
— Когда придут в себя, пусть рабыни умоют их и пусть оденут… все-таки женихи! — она презрительно усмехнулась. И, как всегда, стремительно сорвалась с места. Вскоре только пыль в лучах заката напоминала о том, что здесь произошло. Да кровь на вздувшихся рубцах, да кровь, разбрызганная по пыли и камням. Вскоре подошли рабыни. В глиняных кувшинах они принесли холодную ключевую воду и, вытащив полуживых из пыли на траву, стали молча мыть их.
Когда Сириск открыл глаза, ему показалось, что у рабыни, совсем еще юной, на глазах стояли крупные слезы. Впрочем, это могла быть и вода: ведь она мыла его, а вторая рабыня лила из кувшина воду. Холодные, чистые капли разлетались в разные стороны.