Богуслав Суйковский - Листья коки
Часки спокойно поужинал, выпил сладковатой чичи и неожиданно потребовал новые сандалии. Те, что он получил в Силустани, уже пришли в полную негодность.
— Новые сандалии? Хорошо, получишь их утром. — Однако Синчи не уступал. Он хотел иметь сандалии немедленно, а не утром, так как должен отправиться дальше. Не слушая никаких возражений и советов, он продолжал показывать серебряный знак, а когда и это не помогло, впервые извлек золотую бляху.
Начальник сторожевого поста внимательно пригляделся к ней и низко поклонился.
— Будет, как ты желаешь. — И добавил: — Господин!
Синчи побежал дальше. Темноту рассеял свет луны, появившийся из-за гор. Правда, тонкая вуаль высоких мерцающих облаков время от времени застилала ее, однако мягкий, словно призрачный лунный свет заставил отступить ночную тьму. Было холодно, тихо и как-то таинственно.
Синчи бежал с легкостью, будто за плечами у него не было нескольких десятков километров пути, будто он успел как следует отдохнуть. Он даже не притронулся к листьям коки. Для этого у него еще будет время на рассвете, когда его окончательно сморит усталость и сон.
«Господин!» Начальник сторожевого пункта, поставленный над такими, как он, гонцами, сказал ему «господин», увидев золотой знак, означавший, что у него, Синчи, важное поручение. Он является как бы тукуйрикоком. Счастье явно улыбнулось ему в тот день, когда он пошел вместе с ловчим. Теперь главный ловчий направил его к верховному жрецу, и рядовой гонец Синчи превратился в «господина». Сам управляющий складом, хотя ему страшно не хотелось открывать хранилище ночью, вынужден был это сделать и выбрать для Синчи лучшие сандалии, как тот пожелал. У часки важное поручение, и к утру он должен поспеть в столицу.
А ведь это отличная вещь, приятная вещь — нести важный наказ, имея при себе золотую бляху. Поэтому надо стремиться, чтобы так было всегда и чтобы не стать снова обычным часки, который бегает взад-вперед на одном и том же участке дороги, пока окончательно не подорвет свои силы.
Синчи сбавил шаг. Сгубить себя скорее всего можно именно на такой работе, какая у него сейчас. Нужно невероятное напряжение сил. А каково ловчему? Он по-прежнему в пути и должен еще размышлять, принимать решения, читать кипу. Люди говорят ему «великий господин» и повинуются каждому его слову, однако он тоже много работает. Ведь власть — это труд. Но она приносит такое удовлетворение! Как это здорово — родиться инкой! Или куракой! Ни один из них не станет ни гонцом, ни рудокопом, ни крестьянином, ни обычным воином.
А кто рожден простым человеком — аймара, кечуа, колья, чанка, — все равно из какого племени, тот так и останется тем, кем ему прикажут быть, для него ничего не изменится. Если ему плохо, он жует листья коки, это помогает забыть о заботах, заглушить тяжелые мысли.
А инки не жуют коку. Разве что в такую ночь, как тогда на перевале. Зачем им искать забвения? Им и так хорошо. Важнее всего для человека происхождение. Таков закон великого и могущественного Тауантинсуйю. Так и должно быть согласно воле Инти, бога Солнца.
Но ведь он, Синчи, несет весть о том, что «великий инка Атауальпа собрал огромные силы и движется на Куско». Теперь каждый властелин будет испытывать нужду в земледельцах, рудокопах, гонцах, но ему не нужны будут камайоки, которые служили его врагу. Значит, бывают минуты, когда инков тоже одолевают страхи и сомнения. И это он, Синчи, несет им такую грозную весть.
Однако гонцы иногда погибают в пути. Рушатся мосты, срываются горные лавины, подчас ягуар или медведь преграждает им дорогу… Что бы тогда случилось? Ловчий Кахид говорил: это очень важный кипу. И очень ответственное поручение. А что произошло бы, забудь Синчи его содержание? Это бывает, когда гонец жует много коки. А он, Синчи, сегодня жевал столько листьев! Может быть, он уже забыл?
Испуганный, он принялся повторять наказ: «Святейшему уильяк-уму доносит Кахид, ловчий. Уну Уануку под угрозой. Если сын Солнца собирается отбыть на охоту…»
Э, он прекрасно все помнит. Это просто Супай, всегда особенно могущественный ночью, пугает, испытывая его волю.
Синчи сжал в руке золотую бляху, которая болталась у него на шее, и постепенно успокоился. Что случится потом — не его дело. Он вручит кипу и повторит наказ главного ловчего. Так обязан поступить часки, который всего лишь маленький камешек в громадном фундаменте государства.
Где-то прямо перед собой он увидел сигнальный огонь на сторожевой вышке, а через несколько минут его обогнал бегун, спешащий к столице.
— Далеко ли еще до Куско? — окликнул его Синчи.
— Три сторожевых поста! — удивленно отозвался тот.
Синчи глядел на звезды, пытаясь сообразить, скоро ли рассвет. Но серая пелена туч сгущалась, луна была еле видна, звезд он и вовсе не мог различить.
Еще вечером начальник сторожевого поста с тоской взирал на облака, клубившиеся на западе. Он боялся, что в день Райми не будет солнца. Пожалуй, он был прав. А это, вероятно, самое зловещее предзнаменование.
По положению луны Синчи определил, что полночь миновала. Но ему надо было одолеть еще три обычных перегона. Только бы хватило сил!
Синчи потянулся к сумке, в которой хранился запас листьев коки. Может быть, теперь пожевать? Это подбодрит, и он побежит быстрее… Но Синчи отдернул руку. Нет, он и так успеет. Должен успеть.
Глава девятая
Светлое пятно, мерцающее в сумраке ночи, оказалось городом. Это гладкие, высокие стены домов отражали слабый блеск луны. Куско был столь огромен, что бегун, приблизившись к нему, невольно сбавил темп. Город ошеломил Синчи, подавил своим величием. Самые высокие горы не могли бы сравниться с ним. Он показался Синчи грозным, опасным чудовищем, спящим во тьме.
Другие города, которые случалось видеть Синчи, можно было охватить взглядом. Тут же фасады зданий, крыши, какие-то стены и башни возникали из темноты, все умножаясь, разбегаясь по равнине чуть ли не до бесконечности. В глухой полуночный час громадный город спал в тишине, таинственный и страшный.
Однако стража над запертыми городскими воротами бодрствовала и грозно окликнула бегуна. Когда же он потребовал, чтобы ворота открыли и пропустили его внутрь, воины ответили смехом.
Синчи на минуту смешался, не зная, что предпринять. Разумеется, солдаты, особенно те, что несут сторожевую службу в столице, люди более значительные и важные, нежели простой бегун. Они вправе смеяться над ним, гнать его.
В обычных условиях он присел бы возле дороги и с неисчерпаемым терпением, отличающим представителей его народа, стал бы дожидаться, когда откроются ворота. Однако за это время Синчи уже ощутил силу золотой бляхи и понял, что она и его делает человеком значительным. Поэтому он поборол обычную робость и требовательно крикнул:
