Сергей Нуртазин - Сарматы. Победы наших предков
Волна желания окатила Зимегану, присущие ей расчетливость и хладнокровие отступали перед чувством. Дарган прижал ее к груди. Еще миг, и это случится. Мысли Зимеганы разбегались: «Может, отдать ему свое тело и этим еще больше привязать его к себе?.. Нет!» — жрица не поняла, подумала она или произнесла последнее слово вслух. В тот же миг Дарган ощутил, как острое жало жертвенного ножа уперлось ему между лопаток. Это охладило его пыл. Но еще больше его отрезвил ледяной взгляд Зимеганы и ее голос:
— Остановись! Не забывай — я жрица.
Дарган отступил, ошалело посмотрел на ту, что мгновение назад с удовольствием, безропотно принимала его ласки.
— Не торопись. Я приготовлю напиток, который даст тебе любовные силы, еще тобою не испытанные. — Зимегана улыбнулась, жертвенный нож вернулся в ножны. Жрица подошла к сундуку, открыла крышку. Вернулась она с кожаным мешочком. Наполнив чашу вином, бросила в нее щепоть порошка, протянула Даргану:
— Пей.
— А может, ты хочешь отравить меня?
Зимегана засмеялась, глаза лукаво прищурились:
— Ты мне еще понадобишься.
Ее поведение снова вызвало в нем влечение. Сомнения и опасения улетучились. Он медленно выпил вино и почувствовал, что желание в нем нарастает. Выплеснув остаток на пол, Дарган отбросил чашу и, не в силах сдерживать себя, шагнул… в туман.
Проснулся он от холодного прикосновения. Что-то скользило по его обнаженному телу, перебираясь с ноги на живот. Дарган открыл глаза. То, что он увидел, привело его в ужас. Большая серая змея, шевеля раздвоенным языком, подползала к его груди. Вскрикнув, он отбросил гада и откатился в сторону. Змея приподняла голову, приняв боевую стойку, зашипела.
«Неужели жрица обратилась в змею?» — От мысли, что он переспал со змеей, к горлу подступила тошнота. Не отрывая взгляда от отвратительного создания, он стал отступать к выходу.
— Боишься. Правильно. Повелительницу змей надо бояться.
Дарган обернулся на голос. Зимегана стояла у входа. Растерянный вид гостя рассмешил жрицу. Звонкий, с издевкой смех резанул слух Даргана. По спине вновь проползла змея, только теперь другая — невидимая. Скорее не змея, а маленькая противная змейка, имя которой — страх.
Жрица приблизилась к гаду и быстрым неуловимым движением схватила чуть ниже головы:
— Ты опять убежала, проказница.
Змея извивалась, пытаясь вырваться, но Зимегана, крепко держа свою подопечную, подошла к корзине, откуда накануне Дарган слышал шипение. Жрица бросила в нее змею, накрыла крышкой, обернулась к Даргану. Он торопливо одевался.
— Спешишь к любимой жене? А что ты будешь делать, если однажды проснешься и обнаружишь, что она превратилась в водяную крысу? — Смех Зимеганы вновь заполнил шатер, приведя в бешенство Даргана. Быстро одевшись, он заспешил к выходу, споткнулся об чашу, брошенную им минувшим вечером, с трудом удержался на ногах. Смех жрицы стал еще сильнее. Дарган выругался, выбежал из шатра.
— Я призову тебя, когда ты мне понадобишься, — долетели до него слова Зимеганы.
Глава шестая
…Высоки ростом и красивы видом. Свирепостью своих взглядов они внушают страх… Они находят удовольствие в войне и опасности.
Аммиан МарцелинНавестив стан Фарзоя и отблагодарив его за разрешение на проход по землям верхних аорсов, Евнон повел войско дальше. Встреча с Фарзоем удовлетворила его. В лице вождя верхних аорсов он обрел сильного и верного союзника. Мало того, Фарзой отпустил с ним три сотни своих воинов, в основном из подчиненных ему аланских племен, но главное — он дал согласие на брак своей дочери и Умабия. Теперь все зависело от исхода предстоящей войны.
Войско двигалось по владениям верхних аорсов. До земли алан оставалось менее одного дневного перехода. В этих местах степь была ровной, почти без морщин, и оттого казалась еще более бескрайней. Вошедшая в полную силу весна украсила ее узором из цветущих растений. Лишь изредка на этом гигантском зеленом ковре желтели песчаные проплешины и барханные бугры, похожие на верблюжьи горбы. Попадались и снежно белевшие солончаки, окруженные каемкой из буро-красной низкорослой травы с листвой, похожей на жирных червей. Природа оживилась, радуясь буйству тепла, света и красок. Раз за разом над головами всадников пролетали на север птичьи стаи. Отовсюду доносились посвистывание мелких птах и стрекот кузнечиков. То тут, то там торчали неподвижными изваяниями коричневато-желтые суслики, в чистом бледно-голубом небе парили орлы, время от времени на горизонте появлялись многочисленные изголодавшиеся за зиму стада сайгаков, джейранов и куланов, жадно поглощающие обильно взошедшую молодую траву. Не чужда была радость и воинам Евнона, но в нее нет-нет да и вползала черной змеей тревожная неизвестность. Кому из них суждено еще встречать весну? Для кого эта станет последней? Все должно было решиться на земле аланов. О том думали многие из них, да только скрывали от товарищей свои мысли, загоняли их в дальний угол души. В бою нет места сомнениям, только храбрость, решимость и умение владеть оружием могут сохранить воину жизнь. А потому вечером на отдыхе подбадривали друг друга рассказами о подвигах предков и ныне живущих соплеменников, покрывших себя славой. Воинственными песнями и танцами укрепляли боевой дух.
С великими трудностями миновали широкую полноводную реку Даикс, за которой начинались земли аланских племен. В месте переправы пересеклись два потока — людей и рыб. Неисчислимые косяки белуги, осетра, севрюги стремились на север, чтобы, отметав икру, подарить потомству да и самой природе новую жизнь, а воины Евнона двигались на восток, чтобы отнять ее у себе подобных. Видимо, за то и взяла река с людей дань. Поглотила нескольких из них мутная, с желтизной от гонимого песка-ила вода и унесла бездыханные тела быстрым весенним течением к своенравному Гирканскому морю. Но на этом беды не закончились. Стоило войску отойти от реки, как небо нахмурилось, налетел ветер. Немалой силы, порывистый и холодный, он затруднял движение, сбивал с ног, бросал в лицо мелкую колючую крупу. Вскоре ветер утих, прекратилась и крупа, но на горизонте появилась серо-желтая туча, она стремительно приближалась.
Буря накрыла войско. Люди оказались в песчаном тумане. С трудом различалось то, что творится на расстоянии вытянутой руки. Стихия оказалась сильнее, ей невозможно было противопоставить боевые навыки. Стрела, меч, копье перед ней бессильны. Евнон остановил войско. Аланы и верхние аорсы предупреждали о злых весенних ветрах, приносящих непогоду и смерть одиноким путникам. Они прилетали каждый год почти в одно и то же время. Евнон об этом знал, в земли нижних аорсов доходили отголоски здешних бурь, но он рассчитывал успеть завершить свои дела до наступления ветров. Ветры поторопились, они вынудили войско оставаться на месте несколько дней, пить мутную воду, есть лепешки, сыр, мясо, хрустя песком на зубах и слушать тоскливый вой, коему вторили волки, бродившие вокруг стана. Некоторые из воинов начали роптать, ссылаясь на то, что река, унесшая жизни их товарищей, и буря — есть знаки свыше, предвещающие плохой исход похода. Но таких было мало, да и тех заставили замолчать товарищи по оружию.
