Поль Феваль - Юность Лагардера
— Императорские войска заняли город без моего ведома, и я очутился в двусмысленном положении. Мне пришлось принять власть над Гвасталлой, а затем меня силой заставили подать иск в парижский парламент… Что ж, я проиграл и, как видите, счастлив! Но довольно о делах — у нас еще будет время вернуться к ним. Дайте мне отогреться душой в вашем уютном доме!
И Карл-Фердинанд послал Дории взгляд, полный вспыхнувшей в нем с новой силой страсти:
— Вы, кузина, по-прежнему прекрасны! Точнее сказать, ваши чары стали еще более неотразимы…
Поистине гениальным актером был герцог Мантуанский! Ему не составило никакого труда обмануть доверчивых родителей Анри. Они ни на секунду не усомнились в его искренности и поверили, что герцог и впрямь не добивается Гвасталльского наследства, а в их глухие края его привели исключительно родственные чувства и забота о будущем Анри.
Итак, Карл-Фердинанд, по его словам, отогревался душой — а Пейроль тем временем предавался скорее плотским наслаждениям.
Сюзон Бернар, хорошенькая брюнетка с атласной кожей, нрав имела веселый, натуру страстную, и ей очень недоставало мужского общества.
Этим-то и воспользовался негодяй Пейроль. Как ни был он тощ и сутул, затворнице Сюзон он показался самим Амуром, сыном Венеры!
Победу он одержал легко: стоило лишь войти и улыбнуться… Вдобавок, не слишком надеясь на свою внешность, юный проходимец обещал красотке жениться.
— Я честный дворянин и добрый католик, — говорил он. — Даю вам слово, прелестная Сюзон: стоит вам захотеть — и вы станете госпожой де Пейроль!
Бедная девушка и без того уступила бы ему, а уж надежда сделаться почтенной замужней дамой и вовсе вскружила ей голову.
Отныне дверь в спальню Сюзон больше не запиралась…
Однажды ночью Сюзон не спалось. При жемчужном свете полной луны она думала о своей жизни — о нынешнем блаженстве и о грядущем счастье. Сюзон свято верила клятвам человека, который сейчас беспокойно метался во сне подле нее.
— Через несколько недель я выйду замуж и последую за Антуаном сначала в Версаль, а потом в Мантую… Ах, как сладко, должно быть, жить в Италии!
Вдруг она удивленно приподнялась на локте. Пейроль вполголоса произносил какие-то отрывочные слова.
— Уж не о нашей ли любви?
Она с радостным любопытством прислушалась… И тут ее лицо исказилось и застыло; ужас сковал ее члены. Антуан де Пейроль грезил вовсе не о ласках! Невнятные слова вырывались из его уст, лишь иногда Сюзон могла кое-что разобрать, — но и этого оказалось довольно.
— Какой ужас! — прошептала она. — Какой ужас! Вот что говорил ее любовник:
— Отравление… наследство… старый герцог умирал долго… избавиться от Лагардеров… огромное богатство… яд… Подстроить несчастный случай в горах…
Долго ли продолжалось это сонное бормотание? Да всего несколько минут.
Но Сюзон они показались вечностью. От страха пот лил с нее ручьями. Она едва дышала.
Неужто тот, кто спит сейчас возле нее, — гнусный отравитель, убийца? Неужто они с герцогом Мантуанским — сообщники? Неужто эти двое задумали какое-то преступление против семьи Лагардеров?
Разум Сюзон отказывался поверить в такое злодейство, однако сердце у нее все же было не на месте.
Проснувшись, Антуан увидел, что рядом никого нет, удивился, потянулся, зевнул и подумал про себя: «Что-то раненько она поднялась. А, должно быть, ее позвала хозяйка. Хороша девица! Жаль бросать ее так скоро! Я даже готов сдержать свое обещание и жениться на ней; она того, право слово, стоит… Но нет, месье де Пейроль, служба герцогу прежде всего!»
А пока он так вот лениво размышлял, бедняжка Сюзон, потрясенная, как никогда в жизни, освежала утренней прохладой горевшее лицо и глядела на розовевшие в лучах восходящего солнца горные вершины.
«Что же мне делать? — думала она, ломая руки. — Что же мне делать?»
Казалось бы, чего проще: отправиться к госпоже де Лагардер и все ей рассказать! Однако Сюзон обуревали сомнения.
Дория была строга к себе и к окружающим и держала слуг лишь безупречного поведения — после первой же провинности она, хорошенько отчитав, увольняла их.
— Если я во всем признаюсь, — рыдала Сюзон, — она прогонит меня! А ведь я так люблю малютку Анри и так предана его матери!
Поразмыслив, бедняжка пришла вот к чему: «Хозяйка все равно не поверит мне. Мало ли что может наговорить человек, которого мучают кошмары. Да и смею ли я обвинять монсеньора герцога Мантуанского? Ведь госпожа Дория — сестра ему!»
Герцог встал перед ней как живой — простой, милый, приветливый, ведущий с хозяином дома долгие задушевные беседы… Неужели обходительный вельможа отравил Гвасталльского государя и хочет отправить на тот свет семью Лагардеров?
— Нет! — решила она. — Я и заикнуться про такое не смогу!
Несколько раз Сюзон Бернар приступала к Пейролю с расспросами, но тот свято хранил свои секреты и ничего не рассказывал ей. Он только смеялся над женским любопытством и крепко целовал горничную, так что, в конце концов, она совершенно успокоилась и втихомолку радовалась тому, что не поддалась первому побуждению: «Кабы я открыла рот, госпожа де Лагардер немедленно прогнала бы меня!»
Но она все-таки сказала своему возлюбленному:
— А знаете ли вы, сладкий мой, что вы порой говорите сами с собой по ночам? Мне иногда даже страшно делается!
Пейроль не на шутку перепугался: «Что же я такое наболтал?»
Однако виду не подал, а спокойно пожал плечами и отвечал:
— Знаю, знаю! Меня частенько донимают жуткие кошмары. — Он помолчал с минуту и продолжал: — Кинжалы… яд… покойники… это началось в ту самую ночь, когда я приехал в Гвасталлу на зов дорогого батюшки и он скончался у меня на руках! — Антуан тяжко вздохнул и притворился, будто утирает слезы: — Как же я любил своего отца! Никого у меня больше не осталось на земле после его смерти… Какое счастье, что я повстречал вас, Сюзон, carissima mia[18]! Что бы я делал в этой скорбной юдоли без вашей ласки, вашей красоты?
На том и успокоилось сердце Сюзон; она теперь даже смеялась, вспоминая, как бессонной ночью вслушивалась в страшные слова, слетавшие с губ ее милого жениха.
Вдобавок от горничной не могло укрыться то обстоятельство, что дружба между Лагардерами и их знатным родичем день ото дня крепла.
Однажды Сюзон суетилась вокруг Дории, занимаясь ее утренним нарядом, а та задумчиво говорила:
— Право, не знаю, на что решиться… Мы оказались в весьма трудном положении — так не выручит ли нас твой беарнский здравый смысл?
— Всем сердцем рада служить вам, сударыня, — горячо ответила служанка. — Чем я могу помочь вам?
