Роман Злотников - Орел взмывает ввысь
– Ну мы и супротив ихнего Густава Адольфа… – вскинулся царевич.
– Супротив Густава Адольфа мы бы выдюжили. Это точно. И в конце концов крепко его побили бы. Но именно в конце концов, до коих мы тогда не дошли. И потому свеи считают, что, наоборот, это Густав Адольф нас пожалел. Вернее, не пожалел, а просто… ну вроде как на другое отвлекся. Более для него вкусное как бы. На Германскую войну… Ведь вообще очень немногие способны реально оценить, как дела обстоят на самом деле. Большинство, принимая решения, исходит не из реальности, а из кажущихся таковыми собственных иллюзий. Оксеншерна был из первых. А нынешний свейский король Карл Х Густав – из вторых. Нет, он умен и опытный генерал, но вот правитель пока слабый. Потому как не знает главного принципа любого правителя, коий так точно сформулировал ректор нашего университета: «Подвергай все сомнению»[11]. И убежден, что то, что он считает истиной, эта самая истина и есть. Понимаешь, о чем я?
Иван сосредоточенно кивнул:
– Да, батюшка…
– Тогда идем дальше. Достаточно ли того, чтобы считать войну выгодной для государства, ежели она позволит приобрести военный опыт армии и устранит угрозу торговле?
– Мне кажется, нет, – качнул головой царевич.
Царь удовлетворенно кивнул.
– Хорошо. Но что тогда нужно еще?
– Мне думается, что еще нужно сделать так, чтобы с этой стороны более никогда и никакой угрозы не исходило… ну как ты сделал с Польшей, батюшка.
– Вот, – опять кивнул царь, – верно говоришь. И как же этого добиться?
– Ну… надобно, во-первых, уменьшить свеям земли и население. Это их уже ослабит. А затем, как и на поляков, наложить большую контрибуцию. Пусть работают только на то, чтобы ее выплатить, и не о каких иных делах, могущих нам убыток учинить, не помышляют.
Царь снова кивнул, но как-то так, с легкой усмешкой, бросив быстрый взгляд в сторону главы Посольского приказа. И спросил:
– А скажи-ка, сын, какие земли ты полагаешь необходимым отторгнуть от свеев?
– Лифляндию!
– А хватит сего, чтобы они более нам неопасны были?
– Ну… не знаю. Может, и нет. Ну тогда и Финляндию. Более и не вижу ничего. Через море нам воевать свеев шибко неудобно будет. У нас и флот похуже, да и шхеры оне свои знают куда как лучше нас…
– Один урок – подвергай все сомнению – ты уже от меня услышал, сын, – задумчиво произнес царь, – хотя усвоить его тебе еще предстоит. Так вот, теперь слушай другой: ставя цель, трудности при ее достижении принимай как задачу, а не как основание для отказа в достижении. Вот скажи, достаточно ли будет отторгнуть от свеев Лифляндию и Финляндию, дабы навсегда обезопасить страну с этой стороны?
Царевич задумался, а потом покачал головой:
– Не могу сказать, батюшка. Свеев-то сие точно ослабит, но вот достаточно ли?
– Сие не ответ. Скажи как думаешь.
Царевич еще несколько мгновений размышлял, а затем глубоко вдохнул и решительно кивнул.
– Да, государь. Для нас – достаточно.
Царь бросил еще один взгляд на боярина Качумасова и спросил:
– Эк ты сказал. Для нас – достаточно. А что значит – для нас?
Царевич Иван хитро сощурился:
– Дык не зря же у тебя, батюшка, здесь, в Александровой слободе, датский и польский послы сидят. Ежели и оне чего у свеев отторгнут, то тогда уж точно достаточно будет.
Все сидящие в кабинете царя переглянулись, а затем их взгляды снова скрестились на царевиче. И в них было куда больше уважения, чем при начале разговора.
– Значит, ты считаешь, что ежели мы у свеев Лифляндию и Финляндию отберем, то свеев это настолько ослабит, что нам их более опасаться не надобно будет… – Царь сделал короткую, едва заметную паузу и внезапно спросил: – А нас?
– Что – нас?
– Нас сие приобретение усилит либо ослабит?
Царевич снова задумался. По его прикидкам выходило, что должно усилить, но ведь отец не просто так спрашивает. Значит, в сем приобретении есть подвох. Но какой?
Спустя пять минут царь не выдержал и дал небольшую подсказку:
– А вот подумай, сын, почему я опосля Польской войны под себя токмо польские и литовские украины да бывшие земли Киевского княжества, православными населенные, забрал, а из самой Польши – ушел.
– Ну… – В глазах царевича, похоже, блеснуло озарение. Как будто он сего никогда раньше не понимал и даже считал то действие царя-батюшки ошибкой, а сегодня вдруг понял. – Наверное, потому, батюшка, что те земли сами под твою руку давно уже стремились. А поляков тебе к повиновению долго бы принуждать пришлось.
– Вот то-то, – усмехнулся царь. – Понял наконец-то…
– Прости, батюшка, – совершенно искренне повинился царевич. В первую голову за свое глупое разумение, что он-де лучше своего отца все про Польскую войну понял и оттого на цареву волю ранее даже сетовать решался.
– Так вот теперь и ответь мне: усилят ли нас эти земли, о коих мы толковали, или наоборот?
– Да скорее наоборот, батюшка. На тех землях скорее не нам, а свеям рады. Нам же противиться будут насколько возможно, где тайно, а где и явно…
– И как быть?
Тут царевич задумался надолго. Отец ему не мешал.
– А ежели… всех людишек, что там живут, оттудова выселить? И нашими даточными людишками те места все и заселить?
– А тех людишек куда?
– Ну… вон на царевых дорогах рабочих рук нехватка шибкая. Дай бог по нескольку верст за год одна артель строит. А в Приамурье с бабами, ликом с нами схожими, просто беда. Да и в вотчинах да на черносошных землях и на заводах уральских рабочие руки никогда лишними не будут. Этих-то мы и похолопить сможем. Оне ж не православные… Тогда ведь свеям на тех землях совсем не рады будут. Даже ежели оне на них когда-нибудь и позарятся.
Царь медленно кивнул, разглядывая сына уже несколько другим взглядом, а затем снова спросил:
– А как ты думаешь, как можно свеев принудить к тому, чтобы оне согласились те земли нам уступить?
Царевич уже в который раз за сегодня не стал отвечать сразу, а задумался, а потом осторожно ответил:
– Я думаю, ежели мы людишек с тех земель уведем, оне им и так уж не шибко интересны будут, ну а еще… – он вздохнул, – да, государь, все одно нам на ту сторону, к Стокгольму перебираться надобно. Потому как в ином случае свеи никак с нами о таком мире договориться не согласятся. И ежели с армией ихней мы, даст бог, быстро закончим, то торговлишку оне нам совсем перекроют. Флотом. И так и будут по ту сторону моря сидеть, флотом своим нам разор и убыток творя. И куда больший, чем любые пошлины бы натворили. Но… как сие сделать, я пока, государь, никак не ведаю… – Царевич вздохнул и печально произнес: – Выходит, все верно – меня, окромя как сержантом в армию, и ставить неча. А сержантов у нас в войске и так в достатке…
