Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой
И вот тут-то они заговорили по-итальянски.
Они говорили очень быстро, и я понял только, что речь идет о каких-то книгах и какой-то постройке, но, слабо владея языком, не уловил никакой связи между этими понятиями… Быть может, речь шла о строительстве библиотеки, хотя ничего подобного в Москве не строится — это было бы поздно укрыть….
Великая княгиня легко и певуче с искренним наслаждением заговорила по-итальянски, называя мастера его подлинным именем, а не привычным русским прозвищем Аристотель, присвоенным ему московитами в знак уважения к его многочисленным талантам:
— Мой дорогой Родольфо, я надеюсь, ты пришел сообщить мне, что выполнил мою волю и построил то, что обещал.
— Да, великая княгиня, — почтительно и низко склонился Фьорованти, по-европейски отставив назад ногу. — И смею вас заверить, что нигде в мире нет больше такого рода постройки. Ваши книги сохранятся навеки.
— Что ж, пойдем посмотрим.
Они уже направились к выходу, когда вдруг сзади раздался почти собачий визг и из будки вылез сонный Савва. Встряхнувшись и как бы неожиданно увидев людей, он шутовски поклонился и, звеня бубенцами, бросился к своей хозяйке.
— Нет, Савва! Оставайся здесь! — приказала она, указывая повелительным жестом на будку.
Савва заскулил, завилял привязанным сзади хвостом, подметая им пол, как веником, одним словом, проявил все свое искусство, но великая княгиня была неумолима. Более того, она не на шутку рассердилась и топнула ногой, указывая уже не на собачью будку, а на противоположную дверь. Это означало, что Савва должен был удалиться в свою каморку, где он жил, и не высовывать оттуда носа, пока его не позовут…
…Я ничего не мог поделать, кроме как подчиниться. Но я постараюсь впоследствии узнать, о чем шла речь и куда ходили Софья с Аристотелем.
А пока есть время и никто меня не тревожит, отвечу на заданные мне в предыдущем послании вопросы:
1. Каковы условия жизни?
Условия замечательные. Я имею отдельную небольшую комнатку, недалеко от покоев великой княгини, но в части терема, противоположной той, где живут ее фрейлины. В комнатке помещается лавка с пуховкам, где я сплю, и стол, за которым я сейчас сижу. Кормят меня отменно, и если бы я любил выпить; то скоро, наверно, бы спился — здесь все пьют по каждому поводу и без него, не зная удержу и меры. Как и было ранено заранее, с целью облегчения передачи писем я сразу же показал княгине, что умею читать и писать разумеется, только по-русски, и написал коряво и с ошибками письмо своей старушке матушке, у которой я единственный сын и кормилец. Надеюсь, если дело дойдет до проверки, какая-нибудь наша престарелая сестра будет находиться по соответствующему адресу в Угличе, дабы с гордостью подтвердить, что ее горбатый сын Савва действительно лично служит не кому-нибудь, а самой великой княгине.
2. В чем нужна помощь?
Только в одном. Мне срочно необходим учитель итальянского языка. Пусть брат Алексий наложит на меня епитимью за какой-нибудь грех, чтобы я каждый день (желательно ночью) молился в отдельном помещении храма по два часа в течение месяца. Найдите мне хорошего учителя, и через месяц я буду понимать самые сложные тексты, а не так, как произошло только что, когда я практически ничего не понял. Книжных знаний латыни недостаточно, живой язык совсем другой. А ведь, возможно, именно этот разговор Софьи с итальянцем скрывал какую-нибудь очень важную тайну, другого ключа к которой уже никогда не будет…
Во славу Господа Единого и Вездесущего!
Савва Горбун как в воду глядел. Разговор великой княгини с мастером Аристотелем представлял собой настолько великую тайну, что она так и осталась не раскрытой на многие столетия. Не раскрыта она и сейчас.
…Аристотель держал в руках маленькую странную лампадку из толстого стекла. Внутри мерцал слабый огонек.
— Через минуту он потухнет, потому что лампадка запаяна — там нет воздуха, — шепотом сказал Аристотель. — Мы должны пробыть здесь не больше минуты, чтобы не нарушить температуры — она подобрана так, чтобы все это сокровище хранилось не менее тысячи лет и чтобы время не повредило его.
Софья осматривала небольшое подземелье, стены которого были отлиты из толстого темного стекла, и не было в этих стенах ни одной щели.
Она попыталась быстро сосчитать ровные запаянные ковчежцы, но сбилась со счета, да и разве важно все это? В конце концов, книги, какой бы они ни были ценностью, — это всего лишь какие-то старинные знания. Если они даже будут потеряны навсегда, новые поколения восстановят их или приобретут другие, новые, совсем иные, более важные и глубокие знания, по сравнению с которыми эти уже не будут иметь никакого смысла…
И потому ее зрение обратилось к самому главному Ковчежцу, который единственный представлял здесь для нее ценность на вечные времена.
Он стоял посредине, окруженный, как свитой, другими, похожими на него, но в то же время его ни с чем нельзя было спутать — он как бы светился изнутри.
— Пора, — сказал Аристотель и нажал рычаг.
Площадка, на которой они стояли, медленно поднялась, и они очутились в тайном подземном кремлевском переходе, который как раз в этом месте разветвлялся.
— Вот и все, — сказал Аристотель и с поклоном вручил Софье маленький золотой ключик. — Никто, кроме обладателя этого ключа, никогда не найдет это хранилище.
— Кто знает о нем? — спросила Софья.
— Только вы, я и мой сын Андреа. Мы построили это с ним вдвоем, и никто не видел нас здесь за работой, но на нас вы можете положиться — мы скорее умрем, чем выдадим эту тайну.
— Я знаю, — сказала Софья. — Хорошо, что мы успели вовремя. Я очень боюсь летнего нашествия хана Ахмата. А что, если наши войска не устоят!
— Если даже хан Ахмат захватит Москву, поселится в Кремле и сто лет будет искать это хранилище — он его не найдет. Еще раз говорю — его найдет только тот, у кого будет ключик.
— Ну что ж, спасибо, Родольфо, я найду достойный способ отблагодарить тебя.
Аристотель Фьорованти низко поклонился и, вынув из стены факел, пошел вперед, освещая дорогу.
Они еще долго шли запутанными кремлевскими подземельями, и вдруг именно здесь великую княгиню Софью Фоминичну снова посетило чудесное озарение.
Она как будто заглянула в будущее и отчетливо увидела, что земная жизнь ее тут и закончится, — здесь, на этом месте, где она сейчас стоит, будут сложены когда-то ее косточки, но это случится еще не скоро, а лишь после того, как она выполнит самое главное свое дело — дело Великого Предначертания, постоянно ощущая невидимый мягкий свет, который исходит от древнейшей христианской святыни, надежно спрятанной в этой земле, на которой теперь уже непременно должен возникнуть с ее помощью — волей ее детей и внуков — тот прекрасный, могучий, непобедимый Третий Рим, о котором думал, Падая с коня в час своей смерти, последний византийский император Константин…
