Лев Альтмарк - Точка опоры — точка невозврата
«5 июня.
Госпожа Наома, что вы хотите от меня?!»
«6 июня.
Здравствуйте, господин Кимхи!
Лично от вас мне ничего не нужно. Мне нужно, чтобы вы вернули моего брата его семье. Я понимаю, что это, может быть, сложно, но это ваши проблемы. Ваша с ним договорённость, на которую вы непременно станете ссылаться, для его семьи и для меня, поверьте, ровным счётом ничего не значит. Если я не получу конкретного ответа от вас, то пойду в полицию или куда-нибудь повыше, где непременно заинтересуются вашей противозаконной деятельностью…»
«6 июня.
Госпожа Адари! Нам необходимо срочно встретиться, чтобы уладить все недоразумения. Буду завтра в 12 часов дня ждать вас на Центральной автобусной станции в Тель-Авиве, на четвёртом этаже у входа в банк «Апоалим». Предупреждаю, что если вы будете не одна, я к вам не подойду и ни на какие ваши письма отвечать больше не стану. И ещё у меня просьба к вам: пожалуйста, уничтожьте в вашем компьютере всю нашу переписку. Это моё непременное условие. Проконтролировать я не могу, поэтому полагаюсь на вашу порядочность…»
Это всё, никаких писем больше нет. Вероятно, полагаться на порядочность Наомы Шаулю Кимхи всё-таки не следовало, потому что переписку она не уничтожила в отличие от доктора Лифшица, который это сделал, но, вероятно, по рассеянности не почистил корзину с мусором. Иначе я никогда не узнал бы о конфликте с исчезновением Ицхака Левинштейна.
Всё потихоньку начинает становиться на свои места, появилась ниточка, за которую теперь можно потянуть. Однако остаётся загадкой главное. Куда все-таки исчезли Лифшиц и Левинштейн? И как? А самое, пожалуй, главное, это причины исчезновения, ведь, как я понимаю, это вовсе не какая-то случайность, а желание исчезнуть было вполне обдуманным и добровольным. Не уверен, что составить им компанию возжелала и госпожа Наома, но то, что она была тут не посторонним человеком, это факт.
Я снова заглядываю в справку, сделанную в самом начале Лёхой, и отмечаю про себя, что Левинштейн исчез приблизительно 28–29 мая, потому что заявление об исчезновении поступило в полицию лишь 31 мая, а Наома Адари исчезла, как теперь выясняется, именно 7 июня после встречи на автобусной станции с Кимхи. Заявление в полицию поступило через два дня, то есть 9 июня. И здесь всё сходилось.
Я удовлетворённо потягиваюсь и гляжу на календарь. Сегодня 20 июня, то есть с момента исчезновения Наомы Адари прошло больше десяти дней.
Телефон Штруделя долго не отвечает, но после пятнадцатого гудка я всё же слышу заспанный и крайне недовольный Лёхин голос.
— Прости, что разбудил, — без церемоний начинаю я, — но дело не требует отлагательств…
— Шеф, да ты совсем с ума сошёл! Какие могут быть безотлагательные дела в три часа ночи?!
— Нужно срочно разыскать Шауля Кимхи.
— Да хоть Джека-Потрошителя! Кто этим будет заниматься среди ночи?! И потом, почему такая спешка? До утра Шауль не пождёт? Дай человеку поспать.
— Он причастен к исчезновению, как минимум, троих из нашего списка.
— Ну и что? У тебя есть, что ему предъявить?
— Переписка по электронной почте с двумя из пропавших, где он назначал им встречи.
— Да он тебя пошлёт и будет прав! Скажет, что обувь им ремонтировал, например. Или канализацию прочищал. Если вообще согласится разговаривать. Мол, вызывайте к себе в управление повесткой, там и поговорим.
— Тогда нужно идти к Дрору.
— Прямо сейчас, в три часа ночи?
— Ну, завтра утром…
— Вот тогда и заводи такие разговоры! — Штрудель, похоже, разъярился не на шутку и выключает телефон.
Некоторое время я слушаю короткие гудки, потом прикидываю, что раньше, когда мы вместе ловили российских бандитов и он был у меня в подчинении, такого хамского тона он себе не позволял. Впрочем, сегодня совсем иная ситуация, и я уже не тот бодрый капитан, перед которым лейтенантики становились навытяжку.
Ну да ладно, ещё возникнет ситуация, когда выскажу ему всё, что думаю по поводу рано оперившихся птенцов. А такая ситуация возникнет, я не сомневаюсь.
Ещё разок пробежав взглядом листки с перепиской, я захлопываю ноутбук, который сегодня так и не понадобился, и отправляюсь спать. Перед тем, как погрузиться в сон, я лениво размышляю, что не мешало бы, наверное, пробежаться по сайтам всяких научно-технических сенсаций, которые посещал перед исчезновением доктор Давид Лифшиц, но вставать и садиться за компьютер уже лень.
Завтра, всё завтра…
Утром чуть свет не выспавшийся Штрудель подобрал меня, и мы поехали в управление. Но капитана Дрора на месте не оказалось и, как нам удалось выяснить, не будет почти до самого вечера. Попробовал я было напрячь Винтермана и поделился тем, что нарыл ночью, но тот никаких решений в обход начальства принимать не захотел.
— Никто не умер, — разводит он пухлыми ручками, — столько прождали, так что ещё один день ничего не изменит.
Решаю не вступать с ним в дебаты и топаю к компьютерщику Ави. Тот, конечно, для порядка немного поартачился, мол, без приказа начальства шарить по компьютерным базам он не имеет права, но я напоминаю, что один раз мы с ним уже вспоминали человека по имени Шауль Кимхи, и это имя показалось ему знакомым. Ну, разве не интересно выяснить всё до конца? К тому же, Штрудель уже искал его по компьютерной базе полиции и ничего не нашёл, да и какой он компьютерщик, в конце концов? Ему бы только кофе пить да булки хомячить. Не то что некоторые, для которых это раз плюнуть…
Ави успешно заглатывает приманку, чешет репу, а потом отчаянно машет рукой:
— Поищем твоего человечка. Если для дела, то Дрор возражать не станет…
— Не станет! — заверяю его и сажусь подальше от компьютеров, так как помню, что Ави не любит, когда кто-то стоит за спиной и пялится на экран.
Пару минут Ави усердно колотит по клавишам, открывает и закрывает какие-то страницы, потом даже перезагружает компьютер, и всё время лицо его мрачное и недовольное, а в конце и вовсе злое.
— Чепуха какая-то! — выдаёт он неожиданно сварливым писклявым голосом. — Я уже и полицейскую базу вторично перелопатил, и базу Налоговой инспекции, и базу Института национального страхования — нигде нет такого человека. Однофамильцы есть, а его самого нет. Словно сам человек существует, а упоминаний о нём нигде нет или они кем-то уничтожены.
— О чём это может говорить? — настораживаюсь я, и под ложечкой у меня начинает неприятно сосать.
— Не знаю. Первый раз с такой ситуацией сталкиваюсь. Или этот Шауль очень серьёзно засекречен какой-нибудь правительственной службой, или он попросту не гражданин Израиля, сведений о котором в официальных источниках быть не может.
