Алла Бегунова - Звенья разорванной цепи
После присоединения Крымского ханства к России под названием Таврическая область османская разведка обратила особое внимание на соборные мечети, расположенные в приморских городах полуострова. Туда могли свободно приходить купеческие суда из разных стран. Так стараниями турок некоторые мусульманские храмы превратились в центры подпольной, подрывной работы против российской администрации. Первый раз имама Джума-Джами, спрятавшего группу лазутчиков из Стамбула, ящики с порохом и оружием, разоблачили — не без помощи Энвера, конечно, — летом 1784 года. Исламских террористов заковали в кандалы и по этапу отправили в Сибирь, священнослужителя вместе с семьей выслали на родину, в Турцию.
Вместо этого провалившегося шпиона султан нашел для Гезлеве-Евпатории другого, более опытного и хитрого.
Хаджи-Джафар-эфенди получил отличное богословское образование в Стамбуле, совершил хадж в Мекку и потому носил на черно-каракулевой крымской шапке белую чалму из муслина. Весь Коран он знал наизусть и легко цитировал по памяти священные тексты, что производило на верующих неизгладимое впечатление. До осени 1787 года новый имам Джума-Джами жил тихо, как агнец небесный. Он старался наладить дружеские отношения с властями Евпатории и ничем не вызывать подозрений. Энверу даже стало неинтересно наблюдать за ним. Ни одного опрометчивого шага, ни одного двусмысленного слова на еженедельной пятничной проповеди в мечети.
Но война, объявленная Османской империей нашему государству, все изменила. У Джума-Джами начали постоянно крутиться местные фанатики-татары, мечтавшие о возвращении турок в Крым. Конфидент секретной канцелярии Ее Величества с псевдонимом Дервиш знал, о чем они говорят, собираясь после вечерней молитвы в доме Хаджи-Джафар-эфенди: о высадке многотысячного османского десанта на западном берегу полуострова, о прибытии сюда нового крымского хана, назначенного султаном, — Бахт-Гирея…
В девятом часу вечера назир «Сулу-хана» постучал в дверь комнаты, занимаемой курской дворянкой. Она сидела на низком диванчике — «сете» около горящего мангала и собиралась пить зеленый чай. Слуга назира вошел следом за ним, поставил на шестигранный столик «къона» поднос с восточными сладостями и двумя чашками кофе по-турецки и удалился.
— Рассказывай о новостях, Энвер, — сказала княгиня Мещерская.
— Одна новость у меня хорошая, — молодой турок улыбнулся. — Недавно я смог заплатить калым за Мариам, среднюю дочь Ильяса, владельца столярной мастерской. Ей — тринадцать лет, она стройна, как тополь…
— Значит, ты вкушаешь радости плотской любви?
— Каждую ночь, а иногда — и днем.
— Поздравляю! — Аржанова поднесла к губам металлическую чашечку с горячим кофе.
— Но другие новости, госпожа, гораздо хуже. Имам Хаджи-Джафар-эфенди почти сформировал отряд из сорока человек, готовых взяться за оружие и здесь помогать высадке турецкого десанта. Они ждут скорой доставки пороха и вооружения из Стамбула.
— Неужели крымские воины Аллаха позабыли о традиционных луках и стрелах и наконец-то научились заряжать кремнево-ударные мушкеты? — удивилась Флора.
— В данный момент ружей у них нет. Но если получат, то, наверное, научатся. Уж очень они злые и отчаянные.
— Ты узнал, когда прибудет корабль?
— Пока нет. Дело в том, что у имама есть сторонники в порту, владельцы четырех двухмачтовых рыбачьих фелюг. Они могут уходить от берега на пять-шесть миль и встречать парусники из Турции в открытом море. Незаметную перегрузку там осуществить легко.
— Плохо, Энвер, — покачала головой Анастасия. — Для поиска врагов командирам крейсерских судов севастопольской эскадры нужны более точные сведения.
— Я составил донесение, госпожа, — назир «Сулу-хана» опустил руку за пазуху своего суконного кафтана и извлек бумажный свиток. — Имена владельцев фелюг в нем указаны. Может быть, командир гарнизонного батальона в Гезлеве просто их арестует и тогда…
Однако Дервиш не договорил. Стекло в окне со звоном раскололось на куски, в комнату влетела и воткнулась в пол длинная стрела, посредине обернутая полоской холста, для надежности прихваченного сапожной дратвой. Энвер опустился на колени, подполз к стреле, выдернул ее из пола и размотал неровно отрезанный холст. На нем черными чернилами была выведена кириллицей татарская фраза: «Кызъ Шайтан-нынъ! Иолджу олмак бунданъ!»
— Дочь Сатаны! Убирайся вон отсюда! — вслух перевела Аржанова.
— Это все он, — пробормотал молодой турок, не поднимаясь с колен. — Хаджи-Джафар-эфенди.
Тут дверь с шумом распахнулась. На пороге вырос могучий поручик Чернозуб с большим армейским пистолетом в руке. Сначала он бросил тревожный взгляд на курскую дворянку и с облегчением перевел дух, а потом наклонился к Энверу и взял у него стрелу.
— Мы услышали звон стекла и сразу догадались, — на чистом русском языке произнес казак Полтавской губернии. — Из своего окна мы увидели человека, убегающего по улице. Темнота скрыла его.
— Совсем они тут обнаглели, — задумчиво сказала Флора и развернула донесение евпаторийского осведомителя секретной канцелярии Ее Величества, чтобы немедленно его прочитать.
Энвер, смелостью в бою никогда не отличавшийся, на коленях же добрался до диванчика, который стоял далеко от окна, сел на него и большим красным платком вытер пот, льющийся со лба. Он надеялся, что с улицы разглядеть людей на втором этаже дома и в слабо освещенной комнате никому не удалось бы. Стреляли просто по окну. Но террорист, конечно, знал о проживающей в этом номере русской путешественнице.
Такие сведения мог ему передать лишь человек, работающий в «Сулу-хане». Следовательно, под подозрение попадали два конюха, повар и его помощник — мальчишка-поваренок, конторщик и три прислужника, накрывающие столы в чайхане и убирающие в комнатах за постояльцами. Можно предположить, что имам Джума-Джами при постоянных и дружески-деловых отношениях с Энвером не очень-то ему доверяет и потому держит в «Сулу-хане» своего лазутчика. Подобный вывод огорчал Дервиша больше всего и заставлял беспокоиться о будущем.
— Хорошее донесение, подробное и основательное, — нарушила молчание курская дворянка, отложив в сторону бумагу. — В связи с военными действиями против османов ставки по вознаграждению конфидентов у нас возросли. Ты, Энвер, получишь за него десять золотых червонцев. Плюс к ним — четыре рубля серебром за разбитое окно и те неприятные чувства, которые ты испытал при сем внезапном приключении…
На следующий день с утра пораньше поручик Екатеринославского кирасирского полка Остап Чернозуб отправился в штаб-квартиру гарнизонного батальона и встретился там с его командиром — подполковником Шаболдиным. Он передал подполковнику стрелу, но без полоски холста с татарской надписью и свой рапорт, в коем описывал случившееся в «Сулу-хане» и требовал разбирательства по существу дела. Это не вызвало у командира батальона никакого энтузиазма. Он сказал кирасиру, что татары здесь пошаливают давно, а коль стрела никого не задела, то и причин нет начинать следствие.
