Наталья Павлищева - Спасти Батыя!
Карим закричал, что вот эти разбойники (он пнул ногой явно окочурившегося монгола) попытались напасть на госпожу, которой дал пайцзу сам Саин-хан. Я даже не сразу сообразила, что Саин-хан – это наш дражайший Батый.
– Они заарканили госпожу и оскорбили ее!
Ужастик слез с лошади и приблизился, чтобы помочь мне снять, наконец, арканы. Вот уж не надо, обойдусь. Видеть его рожу еще и совсем рядом – это испытание покруче попытки изнасиловать. Нельзя же так с человеком, то в плен берут, то под одежду лезут, то теперь вот такая пытка улыбкой Гуинплена… садисты, ей-богу! Куда тут маркизу де Саду, он гуманист по сравнению с монголами.
Я дернула плечом, презрительно отшвыривая руку нежеланного помощника, тот согнулся, прижимая руку к груди:
– Госпожа зря волнуется, ей не причинят вреда.
Освободившись от арканов, я зло пнула валявшегося бездыханным своего обидчика:
– Этот? Он не причинит.
– Остальные тоже. Среди них двое живых. Госпожа желает видеть, как им сломают позвоночники?
– Не желает. – По-моему, я вызверилась не хуже этого противного типа, во всяком случае, он шарахнулся от меня в сторону.
Не глядя на мерзкого типа, я направилась к своей кобыле. Да… это не Слава, та не позволила бы чужим подойти ко мне так близко. Вот что значит менять лошадей на верблюдов и обратно. К лошади надо привыкнуть, сродниться с ней, тогда она будет тебя спасать, а не тупо наблюдать, как окружают и даже насилуют. Данный экземпляр лошадиного сообщества мне категорически не нравился, я решила сменить ее при первой же возможности.
Меня догнал Карим:
– Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо тебе, Карим, если бы не ты, эти твари продали бы меня на невольничьем рынке.
– Почему ты не показала пайцзу?
– Не успела, пока сунула руку за пазуху, оказалась связанной. Я им кричала слово пайцза, неужели не поняли?
– Не поверили. Знатные женщины, у которых есть пайцза, не ездят в одиночестве. Тем более вот так. – Он оглянулся на оставшихся позади монголов, те что-то обсуждали. – Теперь ты их враг.
– Это еще почему? Меня чуть не изнасиловали, я же еще и враг после этого?! Где справедливость?
– Какую ты справедливость ищешь? Она есть на земле?
– Будет, – зло буркнула я. – Почему я враг?
– Ты можешь пожаловаться, они на твоем месте обязательно пожаловались бы. Им за это грозит жестокое наказание, за одного отвечает десяток…
– Помню, за десяток сотня и так далее. Никогда не понимала, так можно все войско вырезать.
– Вот потому они постараются уничтожить только тебя, хранительницу пайцзы. Надо было сказать, что это моя пайцза, а ты ехала со мной.
– А тебя что, не уничтожили бы?
– Я отвечаю за тебя.
– Это я уже поняла. Ты меня прости, Карим, что не слушалась, теперь буду во всем подчиняться.
Карим слово «подчиняться» не понял, пришлось объяснять.
Противный урод отправился за нами, пытаясь загладить вину убитого мной товарища. Как ни отмахивались, дотелепался до самого караван-сарая, все убеждая и убеждая в своей готовности услужить.
– В какой комнате живет госпожа?
Я вытаращила глаза:
– Зачем тебе?
Он что, в гости собирается, что ли? Нет уж, скоро ночь, такого в темноте увидишь – не проснешься, а я жить хочу.
Но Карим успел ответить:
– В крайней справа.
– Мы пришлем подарки.
Сдались мне его подарки! Небось от них воняет, как от самих дарителей. И снова Карим опередил:
– Только не поздно, госпожа рано ложится спать.
– Немедленно!
Мы с Анютой действительно жили в крайней справа комнате, но зачем это знать монголу? Однако рука Карима так сжала мой локоть, что поняла, что надо молчать. Противный тип убедился, что я ушла именно направо и быстро исчез.
– Карим, зачем ты…
Толмач прижал палец к губам:
– Я тебе потом скажу.
Немного погодя в комнату действительно принесли целую гору всякой всячины, но я даже смотреть не стала, сначала чуть не насилуют, а потом одаривают, пошли они! От одного понимания, что руки этого противного касались этих вещей, пропадало всякое желание их трогать самой. Потянулась было Анюта, но Карим снова осадил:
– Потом. Настя, нужно поменяться комнатой с купцом.
– Зачем это?
Спросила, но сама поторопилась выполнить, похоже, Карим знал что-то такое, о чем не знала я. Меняться было с кем, перед моей самовольной отлучкой на охоту пришел встречный караван, в котором оказался ордынский купец, который принялся «качать права», требуя себе хорошую комнату и грозя хозяину караван-сарая, у которого такой, кроме моей, просто не было, всяческими карами. У него тоже была пайцза, но если я свою мало кому показывала, то купец мозолил пластиной глаза на каждом шагу, мол, при такой пайцзе ему должны подавать все, что ни потребует. С моим пребыванием в лучшей комнате смирился только потому, что увидел такую же пластину, как у себя, но скрипеть зубами не перестал.
Когда я сказала, что готова уступить комнату, заносчивый дурак даже не поблагодарил, наоборот, отправился на наше место так, словно делал мне величайшую милость. Честно говоря, я уже догадывалась, что ночью предстоит неприятный визит, и довольно посмеивалась, представляя, как изумятся монголы, обнаружив вместо меня купца! А еще представляла вопли самого купца, когда его ночью разбудит тот урод.
Хозяин караван-сарая был готов целовать мне не только руки, но и ноги, если бы я позволила, благодаря за такую уступку. Дело в том, что его заведеньице маленькое, комнатушек всего несколько, всем не разместиться, а тут два каравана навстречу. Да еще и такие важные люди…
Большую часть ночи я не спала, прислушиваясь в надежде услышать вопли возмущенного купца, но ничего не было. Заснула под утро, ночь прошла тихо. Сам хозяин, несмотря на весьма прохладную ночь, улегся спать вообще на топчане у самого входа во внутренний дворик.
Утром мы были разбужены женским визгом. Я решила, что это вчерашние знакомые решили нанести визит с рассветом, но, выбежав из комнаты, поняла, что все куда серьезней. Кричала служанка, показывая на гору тряпья. Хозяина не видно, странно ведь, он, казалось, был все время повсюду, а тут такой визг, а его нет.
Но в тряпье и оказался сам хозяин, вернее, то, что от него осталось. От вида зарезанного человека меня замутило. Топчан, на котором он спал, был залит кровью, она капала даже на землю. Почти сразу раздался еще один крик, теперь от комнаты, которую я уступила купцу. Кариму пришлось поддержать меня, потому что такая же участь, как и хозяина караван-сарая, постигла надменного купца!
– Карим, это должна была быть я?
Он только коротко кивнул. Только позже я сообразила, что за всю ночь не было слышно ни звука, а снаружи спали погонщики верблюдов и горели костры… Ничего себе! Они пробрались между столькими людьми и умудрились беззвучно прирезать двоих и так же тихо вернуться обратно. Или они где-то рядом?
