Алексей Иванов - Тобол. Много званых
Про молодого фицера, который поселился у Ремезовых, узнали и парни, и однажды на улице Маше заступил дорогу сам Володька Легостаев.
– Что за Ермак Тимофеич у вас живёт, Машка? – весело спросил он.
– Не твоего ума дело! – с наслаждением ответила Маша. Володька перестал ходить с ней гулять, и она была рада мести.
Петьку Ремезова тоже воодушевил бой на ухватах. Петька старательно припомнил все движения Ваньки и попробовал заучить их; в коровнике, когда остался один, он несколько раз Ванькиным способом поразил корову Зорьку граблями в бок, но корова – не супротивник. Петька решил для себя, что солдатская служба – самое интересное дело на свете. Раньше он думал, что быть солдатом – тоска зелёная. Топаешь в толпе под барабан, и всё. А оказалось, что солдаты знают столько всяких воинских хитростей – глаза разбегаются. Жалко, что все войны так далеко от Тобольска.
Петька упросил Ваньку взять его с собой к солдатам.
Рано поутру Ваня повёл Петьку к новым гарнизонным избам у речки Тырковки на Нижнем посаде. Однако на истоптанном пустыре, где обычно маршировали рекруты, вместо трёхсотенного баталиона стояли в шеренгу два десятка парней с красными барабанами, в зигзаг обтянутыми шнуром. Барабанщиками командовал поручик Кузьмичёв.
– Всех солдат опять на пристань погнали суда сколачивать, – в досаде сказал он Ване. – Как мне их в воинском искусстве наставлять, ежели они вместо плотников работают? Я полковнику мемориал подавать буду!
– А эти что делают? – спросил Ваня про барабанщиков.
– Артикулы долдонят. Ничего не могут запомнить, остолопы.
Ваня посмотрел на разочарованного Петьку.
– Останешься с барабанщиками, или в другой раз?
– Лады, останусь, – вздохнул Петька. Барабан тоже был ему любопытен.
– Кузьмичёв, прими парня, – попросил Ваня. – Может, к нам запишется.
– Как фамилия? – строго спросил Кузьмичёв.
– Петька я Ремезов, сын Семёнов.
– Возьми, Ремезов, барабан и встань в строй, – Кузьмичёв указал на сани, в кузове которых лежал ещё десяток армейских барабанов.
Петька повесил барабан на живот и занял место в строю.
Ваня пошёл прочь. Кузьмичёв тоже надел барабан и поднял палочки.
– Проверим вчерашний урок! – громко объявил он. – Команда «в атаку», артикул три. И-и-и, бой!
Кузьмичёв забарабанил. Рекруты тоже застучали, но получалось у них плохо – всё в разлад, невпопад, один только треск, будто россыпь сушёного гороха. Петька вертел головой, присматриваясь и прислушиваясь.
– Дубины! – в раздражении заругался Кузьмичёв. – Трудно, что ли, порядок затвердить? Бабах, бабах, бабах- тарах-бабах! Надо, чтобы лоб звенел! Слова какие-нибудь себе придумайте для зацепки!
– Чё тут придумаешь-то, не песня же… – пробурчал один из рекрутов.
– Баран, баран, баран рогами бам! – вдруг сказал Петька.
Рекруты засмеялись.
– Повтори! – потребовал Кузьмичёв, прислушиваясь.
– Баран, баран, баран рогами бам! – Петька забарабанил. – Баран, баран, баран рогами бам! Баран, баран, баран рогами бам!
– Молодец, Ремезов! – ободрился Кузьмичёв. – Всем учить «барана»! Ремезов, сочиняй слова к артикулу два, команда «общий сбор».
Кузьмичёв, требовательно глядя на Петьку, отстучал артикул. Петька морщил лоб и шевелил губами, подбирая слова.
– На дороге прах, за оврагом гром! – крикнул он и грянул по барабану: – На дороге прах, за оврагом гром! На дороге прах, за оврагом гром!
– Артикул пять, «шагом марш», – предложил Кузьмичёв, увлекаясь, и отбарабанил новую команду.
Петька оценил это как вызов, на который надо ответить с блеском.
– За амбаром бороду выдрал Дорофей! За амбаром бороду выдрал Дорофей! – прогрохотал он на барабане.
– Артикул один, «огонь».
– Боровок продрог! Боровок продрог!
– Артикул семь, «тревога».
– Город береги, Илья-пророк! Город береги, Илья- пророк!
Кузьмичёв улыбался, рекруты ржали, а Петька сиял от собственной лихости и находчивости. И вдруг чьи-то крепкие пальцы вцепились ему в ухо и выкрутили так, что Петька взвыл.
– Ах ты стрекотун! – рявкнул Семён Ульянович, возникший неизвестно откуда. – Ванька проклятый тебя сманил? Я этому пустоплёту его артикулы поленом выколочу! Он у меня башкой в помойну лохань будет барабанить! Ну-ка живо клади казённую погремушку, идём домой!
Семён Ульянович потащил Петьку на глазах у рекрутов и Кузьмичёва.
Два дня Ваня Демарин ночевал в гарнизонных избах, пережидая гнев Семёна Ульяновича и Ефимьи Митрофановны. Он бы и вовсе не пошёл к Ремезовым, где его тиранил склочный старик, приискал бы себе какое-либо другое жильё, но как тогда видеть Машу? Ваня уже привык думать о ней и представлять, какое впечатление он производит. Он не хотел разочаровать Машу, ведь уйти от Ремезовых – значит признать, что Ульяныч его одолел.
А Маша тоже скучала без Вани. С ним весело, как со щенком, который воображает себя страшной собакой. Не на аркане же Ванька затащил Петьку в свою армию. Петька-то вон как дуется на батюшку, который при всех осрамил его, и ни с кем не разговаривает, даже с Леонтием. Просто батюшка слишком сильно трясся над Петькой, вот и хватил через край. Потихоньку Маша уломала матушку простить Ваньку, а Митрофановна взялась за мужа.
– Ладно, пусть Ванька приходит, не убью, – буркнул Ремезов Маше.
Маша отправилась за Ваней. Она встретила его на Драгунском подворье, по-новому – в Воинском присутствии.
– Возвращайся, Вань, – сказала Маша. – Они поутихли.
Но Ване стало стыдно, что его выручает девчонка, будто он в чём-то виноват и боится старика, так как не может сам за себя постоять.
– Я в вашем заступничестве не нуждаюсь, Марья Семёновна.
Маша хотела рассердиться, но не получилось. Батюшка – неистовый, а Ванька – глупый и строптивый. Батюшку с Ванькой она вроде примирила, теперь надо Ваньку с батюшкой примирить. Здорово, когда они сражаются, но нельзя, чтобы в пух и прах. А они оба как два упрямых быка.
– Пойдём прогуляемся, – уклончиво предложила Маша.
Близкое зимнее небо над Тобольском рыхло залепили облака, серые, сизые и жемчужные; извилистые вмятины между ними светились немощной желтизной; солнце мягко лучилось, словно откуда-то из ямы. За постройками и крышами Воеводского двора отовсюду был виден ряд недостроенных башен кремля: могучие приземистые кирпичные трубы и кубы с небрежными временными кровлями. Маша повела Ваню от Драгунского подворья к Прямскому взвозу, от него – на Софийскую площадь, потом – к кремлю.
– Это батюшка возводил, – как бы ненароком говорила Маша, указывая Ване на Приказную палату, на столпную церковь, на взвозную башню, на Гостиный двор. – И это тоже он. И это. А сейчас он кремль делает.
