Станислав Иродов - Мангуп (СИ)
Наконец, за ним пришли. После полутёмной камеры в башне, голубое небо над головой и яркое солнце потрясли Александра, и слёзы выступили на его глазах. Он посмотрел на древние камни городской стены, построенной Феодосием, и увидел пробивающийся сквозь камни коричневый цветок с жёлтыми рыльцами. Словно коричневые глаза гречанки, которая жила здесь когда-то, а потом погибла, канула во мраке столетий. Князю показалось, что получил он привет из глубины веков. Чувство единства крови с той, давно исчезнувшей жизнью, наполнило его израненную душу нежностью и любовью.
Его руки расковали, а потом повели пешком вдоль стены, примыкавшей к Мраморному морю. Александр смотрел на город, когда-то бывший центром Мира, и понимал, что время изменилось. Уже никогда не будет Константинополя, не будет Готии, Феодоро. Его мир умер, а народился новый, чуждый ему мир с острыми шпилями минаретов, завываниями мулл, летучими кливерами турецких кораблей, которыми были заполнены пролив и бухта Золотой Рог. Теперь и Мраморное, и Понтийское море – лишь внутренние моря Великой Османской империи. Самый большой на Земле Храм Мудрости Божьей – Святая София, мимо которого вели пленника, превращён Мехмедом в мечеть. Сотни мусульман, стоя перед ним на коленях, бились лбом о землю, выпрашивая у своего Бога Аллаха земные блага и загробный рай.
Шли по улицам древнего Города. Прохожие останавливались и с любопытством смотрели на процессию. Александр узнавал лица греков, армян, евреев... Десятки наций, народов и народностей стали теперь новыми жителями опустевшего Города. Некоторые уцелели после его падения, но большинство были привезены турками для заселения в пустующие дома проданных в рабство и убитых граждан Ромейской империи.
Через ворота пленника вывели на площадь перед Изразцовым павильоном. Александр увидел балкон с балюстрадой, сидевшего в высоком кресле падишаха. Рядом с ним находился только Главный Чёрный Евнух. Свита султана располагалась внизу возле входа в запретный для всех Харем: Великий Визирь, визири, кадиаскер, руководивший судами и образованием, каймакам - стамбульский градоначальник, дефтердар – управляющий казной, стольники и ключники, постельничие и сокольничие, стремянные и егеря, главный придворный астролог, хранители шубы и чалмы, стражи любимого соловья и попугая, главный собачник и главный конюх, доктора и знахари, шейхи, имамы и придворный муэдзин. Перед фронтоном павильона растянулись лентой янычары - личная стража султана под командованием янычарского аги. Александр удивился тому, что все лица, и не только янычар, но и самого Мехмеда, всей его свиты, были не восточного, а европейского типа. Европейцы правили этой могущественной империей, разрушающей Европу.
На балконе несколько в стороне от султана находилась группа женщин. Их лица были закрыты.
Александра вывели на середину площади. Султан поднял руку, и тут же прекратились разговоры, все замерли.
– Князь Александр, сын Олубея, бывший Владетель княжества Феодоро и Поморья, готов ли ты принять Бога нашего Аллаха, пророка нашего Мухаммеда и веру нашу, Ислам? Пусть услышат все о выборе твоём, ибо твой выбор – это не только твоя судьба, но и судьба твоего народа, твоей семьи.
– Я сделал свой выбор, Султан. Мой выбор – смерть!- ответил Александр, не задумываясь, тихим, но хорошо слышным голосом.
– Подумай ещё раз, пока не стало поздно. Здесь стоит твоя жена с ребёнком и твоя мать. Подумай, что будет с ними, если ты ошибёшься.
– Моя семья – это моя личная боль. Преодолеть её можно только смертью. Отречение от веры предков сделает имя моё символом предательства. Пройдут века, тысячелетия, но не забудется ничто: ни верность, ни измена. Умираем ли мы навсегда, или возродимся на Земле вновь, ждёт ли нас загробная жизнь, или только вечный тлен и вечное забвение – это не меняет ничего в сознании живущих: предатель будет проклят, а герой будет восславлен в веках. Для меня добрая память людская дороже жизни.
– Ты меня убедил. Пусть будет по-твоему. Умри так, как умирают особы королевской крови: без её пролития.
Султан махнул рукой, и двое стражников накинули на шею Александру шёлковую петлю. Но в тот момент, когда они собирались натянуть её, Александр выкинул руки в стороны, схватил палачей за одежды, и изо всей силы ударил их друг об друга головами. Оба палача потеряли сознание, их тюрбаны покатились по земле, словно отрубленные головы, а князь ещё раз ударил их друг об друга, размозжив черепные коробки. Потом отбросил трупы в стороны и выпрямился, гремя цепями на ногах.
– Зачем ты убил моих рабов, князь?– спросил Мехмед.
– Потому что я воин, а не жертвенная овца, и сражаться буду до конца, хоть зубами. Это бессмысленно, но мне наплевать. А вот вам всем хрен!!!
– Ладно, пусть эти два жалких раба послужат тебе утешением,– улыбнулся султан, и махнул рукой.
Все стражники бросились к князю, но он сомкнул руки и вместе обеими руками ударил сначала одного, потом другого, третьего.… Словно гигантскими маятником людей сшибало с ног, и они катились по камням, а потом оставались лежать неподвижно, уткнувшись лицом в землю или навзничь, раскинув руки. Но наконец, стражникам удалось скрутить Александра, связать ему руки верёвкой и набросить шёлковую удавку на его шею. За оба конца длинного шнурка держались сразу несколько человек.
– Ты хорошо сражался, князь,– сказал Мехмед. – Поэтому, скажи своё последнее желание, и я его исполню. Может, вызвать к тебе православного священника?
– Хочу увидеть жену и сына,– прохрипел Александр.
– Пусть будет по-твоему,– сказал султан, и дал указание Главному Чёрному евнуху. Тот подошёл к группе женщин, вывел вперёд фигуру, закрытую паранджой, откинул паранджу, и Александр увидел залитое слезами лицо жены. На её руках спал младенец.
Александр выпрямился, лицо его разгладилось, просветлело. А потом он сказал:
– Прости меня, София! Пусть простит меня мой малыш! Я не мог поступить иначе.
София плакала, но, глубоко вздохнув, пересилила себя, успокоилась и ответила:
– Я понимаю тебя, мой любимый! Прости, что не могу уйти с тобой! Мне надо растить сына.
Они смотрели друг на друга, и этот взгляд, как невидимая нить, связал их души. То, что не могли они выразить словами, их глаза сказали друг другу в последнее мгновение между жизнью и смертью.
Султан кивнул стражникам, и те натянули шнур. Александр неотрывно смотрел на жену, а потом глаза его стали стекленеть.
Померк любимый образ, и только всё ещё слышал он шум крыльев перелётных птиц над головой, который напомнил ему шум морских волн его далёкой Родины.
