Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
Максимилиан наблюдал за тем, как драка между Слугой и Обезьяньим царем становится все более правдоподобной и кровавой, пока наконец Слуга не отскочил в сторону и не закричал в сторону зрительного зала:
— Я понял, чего вы добиваетесь! — После чего убежал со сцены.
* * *Позже, в своем кабинете, Конфуцианец, не сводя глаз со Слуги, спросил:
— Ты в этом уверен?
— Нет, но, как я уже говорил, это выглядит логичным. Объявления о том, что разыскивается рыжеволосый фань куэй, висят на каждом шагу, но вы его до сих пор так и не нашли. Где можно спрятать белого человека в азиатском городе?
Конфуцианец кивнул и улыбнулся. Пока этот человечишка «стучал» на своего собрата-актера, Муравейник постепенно заполнялся водой. Этот план еще много лет назад предлагала вдовствующая императрица. И в то время как воды Хуанпу заливали тоннели, конфуцианцы методично прочесывали город с юга по направлению к Бунду.
«Пока никаких следов рыжего фань куэй не найдено, но это случится скоро, — думал он. — Очень скоро. Фань куэй выведет меня на Убийцу, и, как только найдется Лоа Вэй Фэнь, мне уже ничто не будет угрожать. Ни мне, ни другим конфуцианцам. Тогда я сумею выполнить завет, часто повторяющийся в древних конфуцианских книгах: «Сделайте Китай безопасным для нас, и мы станем в нем править»».
* * *Резчик смотрел, как в тоннелях поднимается вода, и понимал, что не может сделать ровным счетом ничего, чтобы спасти статую Чэсу Хоя.
«Она сделана из камня, — убеждал он себя. — Даже оставшись здесь, под водой, она уцелеет».
Давление прибывающей воды угрожало пробить стены, размыть землю, поддерживающую каменные плиты. Над Муравейником раскинулся Старый город. Если тоннели разрушатся, он попросту провалится под землю. А потом Резчик понял: Конфуцианцу нет дела до того, что Старый город может погибнуть. Более того, возможно, именно этого он и добивается.
Отбросив печальные и бесплодные мысли, Резчик продолжал трудиться над двумя огромными лицами, которые заказал ему Сказитель. Он закончил работу за считаные минуты до захода солнца в день, предшествующий премьере.
Репетиция. День шестойГлаза Максимилиана округлились, когда он увидел в своей гримерке Сказителя с костюмом Обезьяньего царя.
— Что это вы задумали? — пролепетал он.
— Пора тебе сменить роль.
— Но ведь я еще не…
— Не освоил роль Крестьянина? Это мягко сказано.
— Тогда — почему?
— Потому что, я думаю, они знают про тебя.
— Откуда?
— Ты наблюдал за актером, исполнявшим роль Обезьяньего царя?
— Не особенно.
— А вот он за тобой наблюдал, причем очень пристально. Ну ладно, хватит болтать. Садись сюда, я сделаю тебе грим Обезьяньего царя.
— А как же тот артист, который исполнял ее раньше?
— Я отпустил его на все утро. Он, похоже, нервничает, все время твердит, что за ним кто-то следит, но у меня сейчас нет времени на подобную чепуху. Давай же садись, и пусть все идет своим чередом.
* * *Репетицию в тот день проводил ассистент режиссера. Странно начавшись, она становилась все более странной с каждым часом. Актеры не обсуждали отсутствие Слуги, но думал об этом каждый из них. Как и о том, куда подевался Сказитель.
А затем Конфуцианец нанес удар.
С поразительной синхронностью все двери старого театра были заперты, после чего солдаты, не особенно церемонясь, согнали актеров на сцену. Их выстроили в ряд вдоль края сцены и приказали стоять не двигаясь.
В глубине зрительного зала, где всегда царила тьма, Конфуцианец повернулся к стоящему рядом Слуге и спросил:
— Ну?
Помедлив пару секунд, артист бросился к сцене и указал на Крестьянина. Солдаты немедленно стащили беднягу на пол и сорвали с него парик.
Слуга отшатнулся. Что-то было явно не так. Волосы этого человека были черными, как у любого китайца.
— Сотрите грим с его лица! — крикнул он.
Солдаты отыскали где-то грязную тряпку и стерли краску с лица Крестьянина. Им оказался Сказитель. Он безоблачно улыбнулся актеру, игравшему Слугу.
— Что все это значит? — спросил Конфуцианец, подходя к Слуге.
— Я клянусь…
— Нет, это я клянусь, что вам следовало бы быть осторожнее и не забывать о том, что вы всего лишь актер. Жалкий актеришка. А теперь идите и гримируйтесь, чтобы играть привычную вам роль. Новая роль, в которой вы себя попробовали, оказалась вам явно не по силам.
Конфуцианец развернулся на каблуках и вышел из театра. Максимилиан в костюме Обезьяньего царя выпустил руку сына и с облегчением выдохнул.
— Мы в безопасности, отец?
— Пока — да. Благодаря твоему дедушке.
Высоко над их головами Убийца убрал нож свальто и расслабился. Змея на его спине снова свернулась кольцами и погрузилась в дрему.
— Довольно! — проговорил Сказитель. — Давайте закончим прогон и на сей раз не будем медлить. Нам еще работать и работать. — И процитировал самый старый из театральных афоризмов: — Невозможно всегда играть гениально, но можно играть быстро.
Глава двадцать четвертая
ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ
Мао лично возглавлял освещенную тысячами огней процессию Праздника фонарей, которая вилась по лабиринту узких улочек Старого города. Стоял пронизывающий холод, накрапывал дождь. Всполохи огня падали на лицо Мао, и он изо всех сил старался улыбаться. Возле театра он помахал на прощанье трудящимся и, поднявшись по старым ступеням, скрылся за дверьми главного входа.
Появление в театре председателя Коммунистической партии Китая было тщательно срежиссировано и обставлено с не меньшей помпой, чем выход императора. В центре зрительского зала было построено специальное возвышение, чтобы ничто не мешало великому человеку наслаждаться общением с высоким искусством, а заодно и в качестве дополнительной меры безопасности.
Как только Мао вошел в зал, все встали и приветствовали его аплодисментами. Над сценой был натянут красный транспарант со здравицей в адрес нового лидера. Это было сделано в последний момент по приказу Конфуцианца, и у Сказителя уже не было сил спорить с ним.
Мао занял свое место и, выдержав паузу, знаком предложил садиться остальным. Как только все расселись, проходы между рядами заполнили вооруженные солдаты Красной армии. Несколько из них забрались на сцену, отдернули шторки кулис и встали по обеим ее сторонам.
До этой минуты все шло по плану, который Конфуцианец разработал в тиши своего кабинета четыре часа назад, когда к нему снова заявился актер, игравший Слугу, и сообщил, что рыжеволосый фань куэй все еще находится в труппе. Конфуцианец не был склонен верить этому, но после того, как актер сказал, что на шее Сказителя ожерелье из семидесяти бусин, мобилизовал все свои силы.
