Вальтер Скотт - Вудсток, или Кавалер
— Ты поторопился, Пирсон, — сказал генерал, сохраняя полнейшее присутствие духа, — скажи-ка, не упал ли кто с этой Силоамской башни?
— Кто-то упал, — ответил Пирсон, еще не оправившись от волнения, — вон там лежит тело, оно наполовину засыпано мусором.
Быстрыми и решительными шагами Кромвель приблизился к телу и воскликнул:
— Пирсон, ты меня погубил… Наследник бежал…
Это наш собственный часовой… Провалиться бы, этому болвану! Пусть сгниет под развалинами!
Тут раздался крик с площадки башни Розамунды — она казалась еще выше теперь, когда не стало соседней башенки, которая соперничала с ней, хотя и не достигала ее высоты.
— Пленник, благородный генерал… Пленник!.. Попалась лиса, за которой мы гонялись всю ночь!..
Господь отдал ее в руки слуг своих.
— Смотрите, чтобы он был цел и невредим! — воскликнул Кромвель. — И ведите его вниз, в ту комнату, откуда расходятся потайные коридоры.
— Слушаем, ваше превосходительство.
Крики эти относились к Альберту Ли: его попытка бежать не удалась. Как мы уже говорили, он столкнул с площадки часового, несмотря на гигантскую силу этого солдата, и тут же спрыгнул вниз, в кабинет Рочклифа. Но там па него бросились стражники и после отчаянной и неравной борьбы повалили молодого роялиста на пол; собрав последние силы, он увлек за собой двух солдат, которые упали на него.
В тот же миг раздался оглушительный взрыв, потрясший все вокруг, как близкий удар грома, и неприступная прочная башня дрогнула, словно мачта величественного судна, когда оно дает залп всем бортом. Через несколько секунд последовал другой глухой звук, вначале низкий и глубокий, но все возрастающий, как рев водопада, когда он, низвергаясь, бурлит, бушует и грохочет, точно стремится напугать небо и землю. В самом деле, шум падения соседней башни был так страшен, что и пленник и его противники на минуту застыли, крепко обхватив друг друга.
Альберт первый пришел в себя. Он сбросил упавших на него солдат и сделал отчаянную попытку встать на ноги. Отчасти эго ему удалось. Но он имел дело с людьми, привыкшими к опасностям; они оправились почти так же быстро, как и он, обезоружили его и связали. Верный и преданный долгу, он решил до конца играть свою роль и, когда его сопротивление стало наконец бесполезным, воскликнул:
— Мерзкие бунтовщики! Вы хотите убить своего короля?
— Ха-ха! Слышали? — крикнул один из солдат, обращаясь к унтер-офицеру, командиру отряда, — Не. ударить ли мне этого сына преступного отца под пятое ребро, совсем так же, как Аод поразил даря моавитян мечом длиною в локоть?
Но Робине ответил:
— Боже упаси, Мерсифул Стрикелсро, чтобы мы хладнокровно убили того, кто стал пленником нашего лука и копья. Довольно мы, кажется, пролили крови со времени штурма Тредага… note 77 Поэтому, ради спасения душ ваших, не делайте ему зла, а только отберите у него оружие, и мы сведем его к Сосуду Избранному, к нашему генералу, и пусть он делает с ним, что ему заблагорассудится.
В это время солдат, с восторгом поспешивший первым возвестить Кромвелю о счастливом событии, спустился с зубцов башни к остальным и передал распоряжение генерала; оно совпадало с приказанием их временного начальника, и Альберта Ли, обезоруженного и связанного, отвели, как пленника, в комнату, получившую свое название от побед его предка; тут он предстал перед генералом Кромвелем.
Прикидывая, сколько времени прошло с отъезда Карла до того момента, когда осада, если ее можно так назвать, кончилась и самого его взяли в плен, Альберт имел все основания надеяться, что его государь уже успел скрыться от преследования. Но он все-таки решил до конца продолжать обман, который мог бы еще на некоторое время оградить короля от опасности. Враги, думал он, не заметят сразу, что он непохож на Карла, потому что он был весь в пыли, в копоти и в крови от нескольких царапин, полученных во время схватки.
В таком печальном виде Альберт держался с достоинством, подобающим роли короля. Его ввели в комнату Виктора Ли, где в кресле его отца сидел торжествующий враг того дела, которому весь род Ли был предан из поколения в поколение.
Глава XXXV
За самозванство жизнью поплатился:
Зачем ты мне солгал, что ты король?
«Генрих IV», ч. 1Когда два ветерана, Зоровавель Робине и Мерсифул Стрикелсро, ввели в комнату пленника, которого они держали под руки, Оливер Кромвель встал с кресла; устремив свои суровые карие глаза на Альберта, он долго не мог выразить переполнявшие его чувства. Среди них преобладало ликование.
— Не ты ли, — сказал он наконец, — тот египтянин, что во время оно поднял шум и вывел в пустыню много тысяч человек, которые были убийцами? Ах, юноша, я гнался за тобой от Стирлинга до Вустера и от Вустера до Вудстока, и вот наконец мы встретились!
— Я хотел бы, — возразил Альберт, не выходя из роли, — чтобы мы встретились в таком месте, где бы я мог показать тебе разницу между законным королем и честолюбивым узурпатором!
— Вот что, молодой человек, — подхватил Кромвель, — скажи лучше: разницу между судьей, поднявшимся на освобождение Англии, и сыном королей, которых господь в гневе своем допустил править ею.
Но мы не станем напрасно тратить слова. Господу известно, что не наша воля подвигла нас на столь высокие дела; мысли наши смиренны, как мы сами; по природе своей мы слабы и глупы и способны повиноваться только высокому духу, действующему внутри нас, но от нас не зависящему… Ты устал, молодой человек, и телу твоему нужны подкрепление и отдых, потому что ты, конечно, привык к деликатному обращению, жирной пище и сладкому питью, к, одежде из пурпурных тканей и тонкого полотна..
Здесь генерал запнулся и вдруг резко воскликнул:
— Но разве это… Кто же он? Это не кудри смуглого Карла Стюарта!.. Обман! Обман!
Альберт быстро, взглянул в зеркало, стоявшее в комнате, и увидел, что темный парик, найденный среди разнообразного гардероба доктора Рочклифа, во время схватки с солдатами сдвинулся, и из-под него выбились его собственные светло-каштановые волосы.
— Кто это? — воскликнул Кромвель, в бешенстве топнув ногой. — Сорвите с него чужой наряд!
Солдаты повиновались, и, когда Альберта подвели к свету, обман тут же раскрылся. Кромвель подошел к нему, скрежеща зубами, стиснув руки, дрожа от бешенства, и сказал глухим голосом, полным горечи и ярости, как будто за словами его должен был последовать удар кинжалом:
— Твое имя, молодой человек?
Ответ был спокойный и твердый; лицо говорившего выражало торжество и даже презрение: :
— Альберт Ли из Дитчли, верный подданный короля Карла.
