Вальтер Скотт - Гай Мэннеринг, или Астролог
Мак-Морлан, находившийся в это время в городе, немедленно прибыл для осмотра трупа.
— Кто же это привел сюда Глоссина? — спросил он у Хаттерайка.
— Черт, — отвечал тот.
— А что же ты с ним сделал?
— В ад его раньше себя отправил.
— Несчастный! — сказал Мак-Морлан. — За всю жизнь ты никому не сделал добра, и теперь в довершение всего ты убил своего сообщника.
— Добра! — воскликнул преступник. — Добра! Да я всегда был верным слугой моих хозяев… Всегда отдавал им всю мою выручку до последнего стайвера[361]. Послушайте, дайте мне перо и чернила, чтобы я мог написать в нашу контору обо всем, что случилось, и оставьте меня часа на два в покое. Да пусть эту падаль от меня уберут, Donnerwetter!
Мак-Морлан решил, что это будет лучший способ утихомирить этого дикаря; ему принесли письменные принадлежности и оставили его одного. Открыв потом дверь, шериф увидел, что закоснелый преступник опередил правосудие. Он вытащил из своей постели веревку, привязал к ней остававшуюся от вчерашнего обеда кость, потом ухитрился забить ее в щель между двумя камнями стены, как раз на том уровне, до которого он мог достать, встав на перекладину. После того как он затянул петлю, у него хватило решимости кинуться вниз, как бы с тем, чтобы упасть на колени, и он сумел удержаться в таком положении до того момента, когда нужда в этой решимости уже отпала. В письме, которое он написал своим хозяевам, говорилось главным образом о торговых делах, но в нем, помимо всего прочего, неоднократно упоминалось имя юнца Элленгауэна, как он его называл, и упоминания эти полностью подтверждали все, что говорили Мег Меррилиз и ее племянник.
Чтобы покончить с историей гибели этих подлых людей, добавим только, что Мак-Гаффога прогнали со службы, невзирая на все его уверения (которые он готов был подтвердить под присягой), что он запер Глоссина в отведенном ему помещении накануне того дня, когда его нашли мертвым в камере Дирка Хаттерайка. Тем не менее почтенный мистер Скри и еще кое-какие любители всего чудесного поверили его рассказу и утверждали, что враг рода человеческого некими неисповедимыми путями свел этих двух негодяев вместе, чтобы они могли дополнить до краев чашу своих преступлений и получить за них воздаяние в виде убийства и самоубийства.
Глава 58
Все подытожь и заверши рассказ.
Так как Глоссин умер, не оставив после себя наследников и не уплатив денег за имение Элленгауэн, поместье снова перешло в руки кредиторов Годфри Бертрама, причем права большей части из них должны были аннулироваться в случае, если бы Генри Бертрам доказал, что он действительно является наследником. Бертрам поручил свои дела Плейделу и Мак-Морлану, но поставил условием, чтобы, даже если ему самому и придется снова возвратиться в Индию, они полностью удовлетворили претензии всех тех, кому задолжал его отец. Мэннеринг, услыхав об этом, горячо пожал ему руку, и с этой минуты между ними установилось полное взаимопонимание.
Капиталы миссис Маргарет Бертрам и щедрая помощь полковника позволили наследнику Элленгауэна легко расплатиться со всеми правомочными кредиторами его отца. Одновременно искусные розыски его адвокатов обнаружили, что к счетам — и особенно к счетам Глоссина — было приписано много лишнего. Оказалось, что в действительности сумма долга была значительно меньше. Все эти обстоятельства привели к тому, что кредиторы незамедлительно признали права Бертрама и вернули ему замок и поместье, где жили его предки. Все жители Вудберна присутствовали при вводе его во владение. Окрестные фермеры, как и вообще все соседи, приветствовали его радостными криками. Мэннерингу так не терпелось самому проследить за перестройками в доме, которые он посоветовал сделать Бертраму, что он переехал со своим семейством в Элленгауэн, невзирая на то, что в настоящем своем виде дом этот во всех отношениях был для него менее удобен, чем Вудберн.
От радости, что он возвращается в свое прежнее жилище, наш бедный Домини едва не сошел с ума. Поднимаясь по лестнице, он перескакивал через несколько ступенек, пока не добрался до своей каморки в мезонине, служившей ему в прежние времена и спальней и кабинетом; он никак не мог позабыть ее, даже живя в гораздо более удобной комнате, которую ему предоставили в Вудберне. И вдруг нашего друга осенила горестная мысль: а книги?.. В Элленгауэне, в отведенных под библиотеку комнатах, их ведь негде будет разместить… Но, пока он об этом раздумывал, Мэннеринг вдруг позвал его, чтобы посоветоваться с ним по некоторым вопросам, касавшимся планировки великолепного дома, который он предполагал выстроить на месте прежнего, рядом с развалинами старого замка и в том же стиле. В числе многочисленных комнат будущего дома Домини нашел одну, довольно большую, которая именовалась библиотекой, а рядом с ней удобную и просторную комнату, носившую название кабинет мистера Сэмсона.
— Удивительно, удивительно, у-ди-ви-тель-но! — в восхищении восклицал Домини.
Плейдел на некоторое время уезжал, но потом вернулся, как и обещал, на рождественские каникулы. В Элленгауэне он застал одного только полковника, занятого составлением плана нового дома и парка. Мэннеринг был большим знатоком этого дела и занимался им очень охотно.
— Ага, вот вы чем увлекаетесь! — воскликнул адвокат. — А где же наши дамы, где прелестная Джулия?
— Они отправились погулять с молодым Хейзлвудом, Бертрамом и другом его, капитаном Деласером, который у нас гостит. Они пошли посмотреть, как лучше построить новый домик в Дернклю. Ну, а каковы ваши успехи?
— Все идет как по маслу, — отвечал адвокат. — Мы передали дело нашего молодого друга на рассмотрение лорда-канцлера, оно было представлено суду жезлоносцев, и сейчас он признан законным наследником.
— Суд жезлоносцев? А что это такое?
— Ну, это своего рода судейские сатурналии[363]. Надо вам сказать, что жезлоносцем, иначе говоря членом нашего верховного суда, по существующему положению может быть только невежда.
— Что же, это неплохо.
— Так вот, наше шотландское уложение, шутки ради вероятно, объединило этих невежд в особую коллегию, занимающуюся делами, связанными с установлением происхождения и родства, вроде, например, дела нашего Бертрама. И им зачастую приходится разрешать самые сложные и запутанные вопросы этого рода.
— Но это же черт знает что такое! По-моему, это очень затрудняет дело, сказал Мэннеринг.
