Эдуард Маципуло - Обогнувшие Ливию
Астарт щедро смазал днище китовым жиром для предохранения от древесного червя. Предстояло последнее: принести жертву Мелькарту.
Астарт и Эред выбрали на базаре молодого чернокожего раба с кроткими глазами газели и повели его в храм, оставив работорговцу царский перстень.
Когда-то храм Ваала, или Мелькарта, покровителя Тира, стоял на отдельном малодоступном островке, был неказист. По сути дела, он представлял собой площадку для жертвоприношений, окруженную сложенными из камня стенами, — архаический храм, оставшийся, может быть, с каменного века. Но лет за триста—четыреста до описываемых событий могущественный царь Тира Хирам Первый снес древние храмы, построил новые, более подходящие для столицы огромной морской державы. В то же время была засыпана мелководная, заросшая водорослями лагуна, за счет чего значительно расширилась базарная площадь и район островного Тира, названного греками Еврихором. Кроме того, был засыпан пролив, разделяющий островок с храмом и город. Таким образом, мрачный, сложенный из дикого камня храм Мелькарта, построенный Хирамом, оказался на оконечности скалистого мыса, с трех сторон окруженного морем. В память о себе могучий царь установил в храме большую колонну из чистого золота, добытого в ливийских колониях тирян.
Друзья прошли над обрывом по узкой дороге, выложенной каменными плитами с выбитыми на них нравоучительными изречениями, благоговейно склонившись, вползли в храмовую тень. Преклонили колена перед священной золотой стелой царя Хирама, затем перед светящимся в полумраке смарагдовым четырехугольным столпом, чудом античного мира. Чтобы посмотреть на этот столп, приезжали из Аравии, Иберии, Индии.
В глубине храма показался лысоголовый жрец, высокорослый, величественный, чуть-чуть похожий на мясника из базарной лавки.
— Что вам надобно, о смиренно ползающие?
Астарт объяснил, не поднимая головы. Мелькарт для Астарта — больше, чем бог, которому нужно поклоняться и которого нужно бояться. Это путеводная звезда его жизни, опора в странствиях и в дерзкой борьбе с чужими богами.
Друзей провели в святая святых храма ному изваянию, дельфина с рогатой головой бога клубы мирры, ладана, сильфия тускло поблескивала золотая чешуя. В большой каменной чаше перед ликом Мелькарта — груда облитых нефтью поленьев.
Астарт выложил на столик несколько мелких, как маслины, слитков серебра — каждый достоинством в 1 ките: такова была плата за ритуал. Даже столь могучий и всесильный бог пристрастен к жалким земным дарам. Из клубов благовонного дыма появился жрец, приставленный к алтарю. Очертания его фигуры были расплывчаты, словно он был невесом и вот-вот взлетит в воздух. Жрец произнес речитативом:
— Да будет Ваал силою! Слава, хвала и восхваление Высшему Отцу, Повелителю Сущего и Несущего, Властителю Моря и Времени, Покровителю Удачи, Разящему Мечу Ханаана! Сжалься и прими, о Мелькарт, Царь Неба и Тира, скромную жертву кормчего по имени Астарт и друга его по имени Эред. Снизошли свое милосердие и благость свою на их новую лодку. Да не порвется парус ее! Да не протечет днище ее! Да не обломится мачта ее! Да не ударится она о злобный камень! Аминь!
Двое рослых жрецов подвели к алтарю чернокожего раба с глазами газели. Он был еще почти мальчик и дрожал при виде зловещих приготовлений. Он робко упирался и плакал, не смея звуком своего голоса нарушить пугающую тишину. Жрец алтаря поднял Священную Палицу для оглушения жертв.
Астарт и Эред распростерлись ниц на каменных плитах, отполированных поцелуями богомольцев.
— Свершилось! — провозгласил жрец, и раскатистое эхо заметалось под низкими сводами.
— Проклятье! — Астарт не мог освободиться от неприятного видения: глаза чернокожего раба преследовали его.
Друзья медленно подходили к дому. Настороженная тишина, неуютный ветер с моря… И вдруг сдавленный женский крик:
— Беги, Эре…
Тотчас из-за стен примыкавших к улице особняков высыпало десятка два воинов в сверкающих доспехах.
— Астарт, ты нам не нужен, — сказал старший ополченец, обнажив меч. — Мне приказано взять твоего друга-заговорщика. — Подождите!..
Воины оттолкнули Астарта и набросились с веревками на Эреда. Астарт сбил ударом кулака одного, сцепился со вторым. Эред тем временем подмял под себя несколько человек и разметал остальных, словно щенят, хотя это были, как на подбор, плечистые и упитанные молодцы, призванные охранять власть самых знатных и древних семейств Тира.
— Астарт, лови! — он бросил меч другу.
— Но я поклялся не брать его в руки! — закричал тот в отчаянии.
Эреду в жизни своей почти не приходилось иметь дело с оружием, ведь он был с рождения рабом. Поэтому один из стражников легко обезоружил его, сильно поранив ему руку. Меч со звоном упал на булыжную мостовую.
— Астарт! — Эред рухнул на колени, прижав к животу окровавленную кисть руки. Плечи его затряслись. — Астарт!..
Страшен был вид плачущего, стоявшего на коленях гиганта… Астарт хрипел с приставленным к горлу острием меча.
— А ты благоразумен, — похвалил его начальник отряда, — я думал, ты перебьешь половину моих людей. О тебе столько говорят. — Он нагнулся и поднял лежащий у самых ног Астарта тяжелый меч из филистимской стали. — Отпустите его, он не такой дурак, чтобы драться с нами.
— Но я же поклялся Мелькартом! — Астарт схватился за голову.
Истекающего кровью Эреда привязали к длинной жерди и понесли, как обычно охотники носят добычу.
— Но я же поклялся, — бормотал Астарт, валяясь на дороге.
Словно из-за глухой стены доносился плач Агари:
— О беды, беды великие обрушили на нас боги, — рыдала она, царапая в кровь щеки и грудь, — лодку разбили, Эреда забрали… о беды!
— И лодку тоже? — опомнился Астарт.
Агарь дико вскрикнула, в конце улицы показалась процессия, возглавляемая рабби Рахмоном и долговым судьей в неизменном парике…
Ларит выскользнула из-за Священного Занавеса, и музыкантши заиграли танец любви. Движения жрицы были отточены и грациозны. О, Ларит любила свои танцы. Больше жизни своей она любила музыку, песни. Отними их у нее — и не будет Ларит… Она танцевала и одновременно пела вместе со всеми, ибо нельзя было не петь эту чудесную мелодию любви, в которой все: и страсть, и волнение, и смертельная тоска, и ожидание радости. Песнь, сложенную богами, ибо только боги способны собрать воедино и торжественность египетских гимнов, и удаль вакхических песен греков, и военные напевы Ассирии, и дикие завывания кочевников пустыни. Финикия! Мир поет твои песни, учит твой алфавит, поклоняется твоей разноликой культуре. Мир восхищен красотой твоих жриц и готов перенять твои идеалы, не подозревая, что это идеалы его собственные…
