Татьяна Смирнова - Тень Орла
Ее логику Тень не мог понять никогда. Казалось, ее и нет вовсе, есть только страсть… Он догадывался, конечно, что рыжая дочь бога возрастом в тысячелетия на самом деле взвешивает бриллианты своих улыбок, как заправский ростовщик, и ни за что не продешевит, как и любая из ее сестер… вот только устоять перед ней было почти невозможно.
– Исчезни, – в третий раз повторил Тень Орла, но на этот раз без раздражения. И повернул изумруд на закат.
Морок рассеялся. Он был один. Но в голове его по-прежнему звучали три голоса: холодный, вкрадчивый и обжигающий.
«Возьми власть, отдай славу!»
«Возьми славу, отдай власть!»
«Возьми все!»
Голос задорной рыжей воительницы упал в него, как искра в солому. Тень не заметил, как в душе разгорается опустошающий пожар.
В закатной дымке плясали солнечные лучи. Отражаясь от рябой поверхности моря, они выстреливали вверх, пронзая плотные толщи облаков, и падали вниз, сплетая меж морем и небом тончайшую золотую сеть. Легкий бриз сочился сквозь солнечную паутину, слегка заливая ее прозрачными пальцами, и рождая легкую, как вздох, музыку. Солнце, рыжее и улыбающееся, опускалось за острые пики гор на западе, оставляя Акру на милость ночной темноты.
Порт был велик. Но сейчас на рейде стояло всего около полусотни судов. Необычайно мало для крупного торгового города. Некоторые из них медленно, с явной неохотой двигались к причалам.
В самой бухте, в легкой волне покачивались крепко привязанные лодки рыбаков, охотников за крабами и ловцов жемчуга. Тут же стояли торговые корабли, несколько легких парусников с треугольными парусами, они были очень удобны в теплых морях, где дули высокие и тихие ветры.
Но лучшее место заняли девять двадцативесельных галер: черных, грозных, чужих, с парусами, которых давно уже не видела вольная Акра… и предпочла бы обходится без таких гостей, пока восходит над миром солнце и даже еще дольше. Да вот не всегда случается то, что мы хотим. И чужие корабли стояли посреди залива как у себя дома, всем своим видом показывая, что в ближайшее время они уходить не собираются.
В порту, меж лодочных сараев, канатных мастерских и ремонтных доков лежала непривычная тишина. Не стучали топоры плотников, не суетились торговцы, холодом веяло от потухших мангалов. Куда-то подевались и портовые «красотки» с их неизменными ковриками.
Порт был залит кроваво-красным цветом заходящего солнца, но улочки, расходящиеся от него вглубь города, казались темными провалами, где чутко дремали тени, укрывшись, как одеялами, выцветшими полосатыми тентами, натянутыми от крыши до крыши.
По обе стороны улочек располагались лавочки с наглухо закрытыми в этот час дверями и ставнями. Яркие, замысловатые, а иногда и не совсем приличные вывески (например, голая по самое колено нога над мастерской башмачника), созданные чтобы украшать город и завлекать покупателей, перекосил ветер, но хозяева не озаботились их поправить. На крыльце одной из лавчонок, давно не метеном, спала тощая облезлая собака и вздрагивала во сне.
Улочки уступами поднимались вверх. Здесь, в глубине города, жизнь еще теплилась. Лавки открывали свои двери, но предприимчивые и осторожные купцы тут же перегораживали вход тяжелыми прилавками. Торговля велась прямо с крыльца и предметы ее не могли не вызвать удивления: прохиндейского вида человечки в обносках явно с чужого плеча настойчиво предлагали редким прохожим ломаные и погнутые гвозди, чесальные гребни, у которых не хватало зубьев, и колотые ступки.
В городе поселились страх и недоверие.
По улочке широким уверенным шагом прошли воины из новой гвардии правителя. Они держались с хозяйским высокомерием, но рук от рукоятей мечей не отнимали и не ходили меньше, чем по трое, чтобы в случае стычки сразу «замкнуть треугольник», прикрывая друг другу спины.
Едва миновал «патруль», от влажной стены домика мелкого чиновника отделились серые тени и двинулись следом, стараясь не шлепать босыми ногами по липкой грязи пополам с помоями, как-то удивительно быстро запакостившими чистый и аккуратный город. Узкая полоска быстро гаснущего неба временами совсем исчезала из виду, когда крыши близко стоящих домов смыкались над головой. Пахло дымом, немытой посудой, сырым бельем, брошенными жилищами… Бедой пахло в Акре.
– Здесь, – определила одна из теней, останавливаясь перед окнами на вид брошенной лавочки.
Впрочем, вид мог быть обманчив. Жители Акры прятались. У некоторых хватало изобретательности даже заколотить двери снаружи и выбираться на свет через кухню, так что брошенная лавочка могла на поверку оказаться очень даже жилой.
Откуда ни возьмись появился глухо звякающий сверток мешковины, перевязанный бечевой. Его тут же распутали, похихикивая зло и без веселья.
Римас уже лег было спать, но некоторое время назад его грубо подняли. В дверь уверенно постучали, похоже, рукоятью меча, и Римас счел за лучшее впустить удров. Они остановились у порога.
Жена Римаса, немолодая, полная и не слишком умная женщина жалась в углу, поглядывая на воинов с испугом.
– Римас, торговец шерстью? – бесстрастно произнес один из северян, видимо, главный в этой компании, обшаривая спальню хозяев внимательным взглядом.
– Господин прав, – осторожно подтвердил Римас, пытаясь понять, что за очередная напасть нагрянула к ночи и приблизительно определить ее размеры, – уже почти сорок лет торгую шерстью и пряжей в благословенной Акре, господин, и никто ни разу не жаловался, что старый Римас подсунул плохой товар или взял с покупателя лишних денег. Мою пряжу заказывал сам господин Арджен для прислуги дворца правителя, и госпожа Франгиз… – Римас осекся и замолчал на одно слово позже, чем следовало бы.
Пропавшую неизвестно куда жену Дания старались не вспоминать при чужаках. Ради ее поисков и так вывернули наизнанку всю Акру. И совсем-таки лишним делом было наводить суровых воинов на мысль, что мелкий торговец… ну хорошо, крупный торговец может быть близко знаком с этой государственной пропажей, что-то знать о ней или, спаси Хальба, прятать. За такие вещи при новом порядке можно было угодить в темницу, и даже запросто. Но воин не заметил оплошности торговца. Или не счел нужным заметить.
– Где твой сосед, евер? – спросил он.
– Какие вещи спрашивает господин?! – Римас всплеснул руками. – Откуда мне знать за соседа? Может, еще на базаре, а может, до порта пошел, за товаром… Хотя до порта уже поздно. Ну, может, до кабачка Левконои…
Воин нехорошо прищурился:
– Ты лжешь, старик. Твоего соседа уже три дня нет на базаре. И дома его нет. Где он? Тоже сбежал?
Римас воздел руки в притворном усердии:
