Жеральд Мессадье - Гнев Нефертити
— Господин, это недопустимо! — с силой произнес Хумос.
— Недопустимо! — повторил Нефертеп.
— Недопустимо! — подтвердил Тхуту.
— Недопустимо! — подытожил Панезий.
— Значит, Нахтмин присоединился к лагерю Нефертити? — уточнил Хумос у Тхуту.
Тот кивнул.
— Так же как Пентью и Майя, — добавил Сменхкара, проглатывая последний кусочек гусятины. — Они же участвовали в собрании неполного Царского совета.
Наступила тишина. Прямоугольный кусочек неба, видневшийся в приоткрытую дверь, приобрел насыщенный цвет индиго. Птицы принялись громко ссориться, выбирая места для ночлега в зарослях смоковниц и фикусов. Где-то далеко залаяла собака. Уже пришло время весеннего сбора урожая. Запах сырой черной земли и горелой соломы смешивался с ароматом кедрового масла, исходящим от жаровен.
— Мы не можем допустить, чтобы это произошло, — снова начал Хумос, не сводя пристального напряженного взгляда с Нефертепа.
Нефертеп посмотрел на него, но ничего не сказал, а лишь моргнул.
— Что вы можете сделать? — спросил Сменхкара.
— Захват трона возможен только с помощью одного человека — Хоремхеба, начальника гарнизона Мемфиса.
— И Нахтмина, начальника фиванского гарнизона, который к тому же еще и двоюродный брат Ая, — уточнил Сменхкара.
— Гарнизон Мемфиса намного превосходит численностью фиванский, — сказал Нефертеп.
— Я не понимаю, к чему вы клоните, — вмешался Сменхкара.
Нефертеп помедлил с ответом.
— Господин, как верховный жрец культа Пта в Мемфисе, уверяю тебя, что народ недоволен тем, как теперешний бог-покровитель заботится о нем. Об этом я неоднократно писал тебе, и ты обещал обратить на это свое высокое внимание.
Сменхкара покачал головой. Жрецы Амона-Ра и Пта собирались использовать против Нефертити то же оружие, каким воспользовались бы против него самого, если бы, заняв трон, он отказался возродить культы древних богов.
Нефертеп и Сменхкара обменялись пристальными взглядами.
— Восстания могут вспыхнуть и во многих других номах, — коварно заметил Хумос.
Каждый ном имел свое войско. Очевидно, случись шесть или семь волнений в провинциях, Хоремхеб и даже Нахтмин забеспокоятся. Это заставит их раскаяться. Так или иначе, они перестанут служить Нефертити как наследнице трона. Опасная авантюра!
— Это бунт против Нефертити? — спросил Сменхкара.
— Против порядка, установленного Эхнатоном, — ответил Хумос. Казалось, он забыл, что перед ним сидит двоюродный брат и соправитель этого самого Эхнатона.
Сменхкара понял сразу: он был лишь орудием. Если они возвратят ему трон и все его права, они будут диктовать ему свою волю. Первое условие даже не подлежит обсуждению: возрождение культов богов. Сменхкара не относился к ним так враждебно, как Эхнатон, к тому же он поддерживал ровные отношения с главами уничтоженных культов. Но ему казалось, что, если слишком понадеяться на успех этой интриги, можно потерять значительную часть царской власти.
Его слуга встал на колени, чтобы ополоснуть ему пальцы. Тхуту тут же решил подчеркнуть, что он союзник регента.
— Это недопустимо, — произнес он. — Недопустимо, чтобы священнослужители были настроены против власти. Фараон — это живой бог, и если его власть ослабевает, теряют силу и те, на кого эта власть опирается.
Нефертеп и Панезий согласились с ним. Хумос понял, что погорячился и совершил оплошность.
— Власть жрецов уже ослаблена, — сказал он, пытаясь оправдаться.
— Потому что ослаблена власть фараона, — стоял на своем Тхуту.
Панезий несколько раз моргнул: велась уже не двойная, а тройная игра. Чего только не сделаешь для спасения своей шкуры!
— Так что мы будем делать? — нетерпеливо спросил Хумос.
— Я полагаю, мы должны положиться на божественную мудрость нашего регента, который вдохновил уважаемого Тхуту на эти осторожные слова, — заявил Нефертеп, поглаживая свою макушку пухлой рукой.
— То есть?
Сменхкара наблюдал за жрецами, которые намеревались защищать его интересы. Он считал, что этот тайный Царский совет, собравшийся здесь, не мог сделать ничего существенного. Не имея надежной поддержки армии, можно было лишь анализировать ситуацию, а не принимать какие бы то ни было решения. Особенно такие необдуманные, как предложил Хумос. Сменхкара был доволен таким поворотом дел.
— Сомневаюсь, что царица вступит в права регента, пока не истекут семьдесят ритуальных дней, — сказал Нефертеп. — Это было бы серьезной ошибкой. Даже хуже: оскорблением. Ай не позволит своей дочери сделать это. У нас есть несколько дней, чтобы наш уважаемый господин регент принял мудрое решение.
И Нефертеп взглянул на Сменхкару, который загадочно улыбался. Он подозревал, что хитрец Нефертеп, ведя подобные речи, наверняка имеет тайные намерения.
— Почему бы не поделиться с нами мыслями, порожденными мудростью? — произнес верховный жрец Пта.
Тхуту не сдержал улыбки. Что же задумал Нефертеп?
— Я бы предложил нашему уважаемому Панезию сообщить Хоремхебу о своем беспокойстве по поводу создавшегося положения. Если бы об этом заговорили мы, он мог бы это неправильно понять.
Панезий рассмеялся, чем несколько разрядил обстановку. Кубки снова опустели.
— Этого недостаточно, чтобы отстранить Нефертити от власти, — заметил Сменхкара.
— Конечно, конечно, божественный господин! — воскликнул Нефертеп. — Но если действительно начнется восстание, Хоремхеб ее не поддержит и позиция Ая значительно ослабнет.
— Если я тебя правильно понял, волнения начнутся в Мемфисе, — сказал Сменхкара.
Нефертеп невинно захлопал ресницами и удивленно спросил:
— Разве я это сказал?
Сменхкара про себя засмеялся. Не было смысла продолжать беседу. Пусть все пока остается как есть. Нефертити пусть считает себя регентшей до поры до времени, не зная, какие настроения вызвал ее самовольный захват власти. Бывший регент не может опуститься до участия в заговоре, он будет лишь внимательно прислушиваться. А затри года совместного правления Сменхкара этому научился.
Он встал из-за стола, чувствуя, как устал за сегодняшний день, полный неожиданностей. Гости последовали его примеру, некоторые из них не смогли подняться без помощи слуг. Затем все пожелали Сменхкаре хорошего отдыха. Покидая зал, он обогнул бассейн с водой, в котором плавали шесть закрывшихся лотосов. Рабы сопроводили его в покои и помогли раздеться, после чего двое из них остались стоять на страже у дверей.
«Kherouy Apopisso!»
