Жаклин Монсиньи - Кровавая Роза
Впереди Карл и Маргарита поднимались все быстрее и быстрее, хотя двигали ими разные побуждения. Зефирина, как и вся свита, начала уже задыхаться, когда почувствовала, что кто-то сжал ей руку. Это был мессир де Лануа.
– Княгиня Фарнелло, – прошептал он, – я был на вашей свадьбе… Я вам не враг, – заверил неаполитанский вице-король, главнокомандующий войсками Карла V в Италии.
Непонятно почему, но Зефирина больше доверяла этому победителю при Павии, кому Франциск I отдал свою шпагу, чем Аларкону, палачу Рима. Однако она не решалась заговорить. Лануа настаивал:
– Я очень любил вашего мужа, хотя политические игры нас разъединили… Приношу вам свои самые искренние соболезнования по поводу его кончины.
Зефирина схватила Лануа за рукав колета.
– Мессир, быть может, Фульвио жив… Я здесь, чтобы просить императора о снисхождении. Заклинаю вас, именем Господа, устройте мне встречу с его величеством… чтобы я смогла упасть к его ногам…
Лануа нахмурился.
– Не делайте этого. Сопротивляйтесь ему, он это любит… ничего вам не обещаю, но попробую, княгиня, я попробую…
Зефирина чуть было не расцеловала его. Лануа быстро поднялся и, нагнав Маргариту, и императора, занял место позади них. Зефирина вновь принялась отсчитывать ступени. Наконец, они вошли в приемную, которую охраняло двадцать стражников с алебардами. Зефирина определила, что они находятся более чем в ста футах над землей. Даже при условии, что Франциск I был бы здоров, это слишком высоко, чтобы бежать при помощи веревочной лестницы.
В приемной их ждал герцог Анн де Монморанси. Маргарита с чувством сжала руки другу детства, также пленнику Павии, но отпущенному на свободу и исполнявшему теперь роль полномочного посла между Карлом V и своим королем.
– Как он, Анн?
– Плохо, сударыня, очень плохо.
Маргарита оперлась на руку Монморанси и миновала самую охраняемую в мире дверь. Кроме бывших уже там врачей, в комнате пленника оказалось двенадцать человек: Анн де Монморанси, принцесса Маргарита и Карл V, Лануа, Аларкон, дон Рамон, четыре фрейлины и Сильвиус, лакей принцессы.
Зефирина отдавала отчет, что она, благодаря стратегии Маргариты, попала к Франциску I. Остановившись рядом с ширмой и спрятавшись за толстую Иоланду де Невиль, чтобы казаться совсем незаметной, она с грустью взирала вокруг себя. Где великолепие Блуа и Шамбора? В темнице Франциска I не было ничего королевского. Она представляла собой плохонькую комнатку средних размеров, более широкую в правой части за счет ниши в стене, где стояли два стражника – прямо напротив единственного окна, забранного двойным рядом железных прутьев. Стены, однако, были затянуты коврами с сетчатым узором, в каждой ячейке которого находилась саламандра и герольдическая лилия.
У Зефирины, видевшей короля во всем его великолепии, слезы выступили на глазах. Она встала на цыпочки, так как толстуха Невиль закрывала весь обзор. В кровати с альковом лежал без сознания Франциск I. Он сильно исхудал. Зефирина с трудом узнала гордого рыцаря, тридцатилетнего владыку в этом сломленном, постаревшем в заточении человеке с изможденным, местами опухшем и покрасневшим лицом, сотрясающегося в конвульсиях, в насквозь промокшей рубашке, расстегнутой на тощей груди.
– Увы… мой дорогой брат! – простонала, бросившись на колени у изголовья королевского ложа, Маргарита.
Она схватила Франциска за руку и принялась покрывать ее поцелуями. При этом прикосновении король судорожно дернулся и с трудом открыл глаза. В полубессознательном состоянии он прошептал, узнав все же свою сестру:
– Map… га… рита. Вы приехали… милая моя… а… я умираю…
– Нет, я приехала ухаживать за вами, вылечить вас, рассказать о нашей матери… посмотрите, кто рядом со мной, кто оказал высокую честь, придя к вам узнать о вашем здоровье… Император!
Остекленевшим взглядом, казалось, обращенным уже в мир иной, Франциск I окинул всех собравшихся у кровати. Видимо, он никого не узнавал.
Внезапно еле уловимая искра, которую Зефирина так часто видела в этих ореховых глазах, вспыхнула и так же быстро погасла. Франциск I узнал своего злейшего врага, того, кого он видел только на портретах, кто держал его в этой «приличной тюрьме», кто, наконец, все время отказывался встретиться с ним с глазу на глаз.
Для Зефирины одного этого взгляда было достаточно. Конечно, король еле жив, но не оставалось никаких сомнений, что великий стратег Франциск I решил использовать даже эту ужасную болезнь в своих интересах. С хриплым стоном он откинулся на подушки.
– Он умер? – прошептал Карл V, от волнения перестав заикаться.
Потерять своего королевского заложника, когда цель уже так близка, было бы слишком несправедливо. Карлу V Франциск был нужен живым, чтобы подписать мирное соглашение, очень выгодное… для него.
Французские и испанские медики бросились к королю с зеркалом.
– Нет, его величество еще дышит.
Они поднесли к носу больного флакон с фиалковым настоем. Франциск пришел в себя. Он попытался сесть, но был для этого слишком слаб. Анн де Монморанси и Лануа помогли ему.
Франциск I протянул руки к Карлу V.
– Император! Сеньор мой[32]… – прошептал он еле слышно.
Все свидетели этой сцены плакали.
Внезапно произошло невероятное. Карл V, сраженный волнением, бросился к больному и заключил его в свои объятия.
Двое злейших врагов некоторое время безмолвствовали: Маргарита, стоя на коленях, молилась.
Все присутствующие последовали ее примеру. Толстая Невиль все еще загораживала кровать, и Зефирине пришлось сдвинуться вправо. Карл V чуть не задушил Франциска I в объятиях.
– Мессир… король мой… вы видите перед собой вашего слугу и раба… – хрипло продолжал Франциск I.
Зефирина не знала, что явилось тому причиной – лихорадка, волнение или объятия Карла V.
– Нет, нет, мой славный брат, – запротестовал Карл V, – я… я вижу перед собой лишь… сво… свободного и… на… настоящего друга.
Тяжелый вздох вырвался из груди Франциска.
– Я всего лишь ваш раб, сир… я прошу великодушия не для себя, а для своих детей…, мой старший сын, наследник французского престола, слишком молод.
Голос короля прервался. Карл V рыдал, как и все остальные, кто находился в комнате. Одна Зефирина оставалась спокойной. «Франциск переигрывает. Карл V вот-вот заметит, что над ним насмехаются!»
Между тем Франциск I продолжал:
– Высшая милость… о которой я молю ваше величество… защитить моих детей от врагов.
– Брат мой… дорогой… брат… Мы… клянемся… вам позаботиться о них, как о своих.
«На манер Бургундии», – мысленно закончила Зефирина.
– И не требовать от моих детей того, дорогой брат, что они не обязаны делать… Поклянитесь в этом, брат мой…
