Густав Эмар - Сакрамента
— Да, я отказалась бы выполнить вашу просьбу, Мигуэль.
И в ту же минуту цветок сухиль, вырвавшись из ее руки, полетел к ногам молодого человека. И когда молодой человек наклонялся, чтобы поднять цветок, девушки, словно вспугнутые голубки, мгновенно исчезли, смеясь при этом, как безумные.
— Ах, — вскричал он с выражением лучезарной радости, осыпая цветок поцелуями, — она меня любит! Боже мой! Она меня любит! Сухиль — это цветок-талисман, — добавил он, — подарить его или даже позволить взять — значит, признаться, что любишь! О, как я тебе благодарен, скромный дикий цветочек!.. Ты внушаешь мне надежду и тем самым возвращаешь к жизни!..
Поцеловав цветок еще несколько раз, молодой человек поспешно спрятал его на груди, так как в эту минуту послышался легкий шум приближающихся шагов. Один из дядиных слуг явился сообщить, что кушанье подано.
Дон Мигуэль направился в столовую, где все были уже в сборе.
Ужин прошел очень весело. Дон Мигуэль был в ударе и без конца сыпал шутками и остротами; радость, наполнявшая его сердце, переливалась через край.
Сакрамента и ее сестра по временам украдкою поглядывали на него, хитро пересмеиваясь между собою. Что же касается дона Гутьерра, то он, видимо, был очень удивлен и не мог понять, чему следует приписать радостное настроение племянника, обычно такого собранного и серьезного.
Когда все встали из-за стола, было уже совершенно темно.
— Мы едем на праздник, девочки, — сказал дон Гутьерро, — развлекайтесь, танцуйте, словом, постарайтесь извлечь максимум удовольствия. Надо уметь радоваться и веселиться, когда представляется случай… Кто знает, что нас ждет впереди и даже уже завтра, — добавил он, — многозначительно взглянув на дона Мигуэля, которому только и был понятен смысл его слов.
Глава VI. ЛА ПЕТЕНЕРА
Оседланные лошади давно уже стояли наготове во дворе.
Пока девушки усаживались на лошадей, дон Гутьерро отвел в сторону старого преданного слугу Жозе, пользовавшегося полным его доверием, и шепотом давал ему какие-то наставления, после чего направился к своей лошади с юношеской легкостью вскочил в седло.
Весь отряд состоял из десяти всадников: четырех господ и шести провожатых в лице слуг, давно уже состоявших при доне Гутьерре, преданность которых не вызывала ни малейших сомнений.
Выехав за ворота, кавалькада направилась по дороге на Медельен. По приезде туда господа спешились, поручив лошадей слугам. Те не стали их оставлять у привязи, а отвели в сторону и остались сторожить их, не выпуская поводья из рук.
Праздник был в полном разгаре.
Оживленная толпа заполонила улицы Медельена, повсюду звучали оживленные голоса и смех. Вихуэлы и ярабэ захлебывались от восторга, созывая танцовщиц.
Дон Гутьерре в сопровождении дочерей и племянника достиг, наконец, главной площади, где был воздвигнут помост для танцев.
В ту минуту, когда они подходили к эстраде, там уже танцевали несколько девушек, очаровывая зрителей красотой и грацией. На голове у каждой был стакан, полный воды. Искусство танцовщиц, помимо прочего, состояло в том, чтобы не расплескать воду.
Собравшиеся вокруг помоста зрители аплодировали, подзадоривая все новых и новых танцовщиц выйти на помост. Настала очередь весьма своеобразного танца — бомба, особенность которого заключается в том, что танцовщицы с необыкновенной легкостью, не прибегая к помощи рук, развязывают шелковые пояса, замысловато намотанные вокруг их ног.
Веселье все нарастало, восторженные возгласы звучали все громче; и тут и там слышались залпы петард и хлопушек; предприимчивые торговцы сновали в толпе, предлагая всевозможные напитки.
А между тем, только чужестранец, незнакомый с обычаями страны, не знал, что эти танцы — всего лишь своеобразный пролог, после которого последуют другие танцы, более интересные для зрителей.
Музыка на минуту смолкла, а затем снова зазвенела гитара, но теперь полилась совсем иная мелодия.
Заслышав дорогие сердцу каждого испанца звуки, толпа разразилась громкими криками:
— Ла петенере! Ла петенере! note 7
Ла петенера — любимейший танец Центральной Америки и прибрежных районов Мексики.
Сакрамента и ее юная сестра считались непревзойденными исполнительницами этого танца ла петенера.
На всем побережье штата Веракрус, не говоря уже о Мананциале и Медельене, им не было равных. Любое празднество утрачивало свою привлекательность, если вокруг становилось известно, что очаровательные сестры не примут в нем участия. Поэтому сегодняшнее появление девушек на площадке, отведенной для танцев, было встречено громкими возгласами «ура!» и «браво!».
В Мексике, где не существует никакого различия между низшими и высшими классами общества по той простой причине, что бедняк завтра может стать богачом, только женщина пользуется привилегированным положением, однако для этого она должна быть и красива, и безупречно нравственна. В Мексике любой мужчина, независимо от занимаемого им положения в обществе, имеет право открыто ухаживать за любой девушкой, и никто не усмотрит в этом ничего предосудительного, потому что ухаживание это выражается в рыцарском поклонении, и кавалер, ухаживание которого девушка благосклонно принимает, непременно найдет благосклонное отношение в ее семье. Свободные нравы, составляющие позор нашей старой Европы, совершенно чужды испанской Америке. При всей неограниченной свободе, которой пользуются там девушки, какими бы кокетками они не были, они никогда не позволят себе поставить под удар их безупречную репутацию.
Когда музыканты заиграли ла петенера, взоры всех присутствующих обратились к двум юным сестрам, но они продолжали стоять с таким видом, словно вовсе и не думали принимать участие в танцах. Так прошло несколько минут, пока дон Гутьерре о чем-то шепотом разговаривал со своими дочерьми. Он советовал им не упускать приятной возможности и веселиться от души.
Сакрамента взглянула на дона Мигуэля.
Тем временем из толпы вышел некий элегантный кавалер и, подойдя к дону Гутьерре, приветствовал его изящным поклоном.
Молодому человеку было на вид двадцать пять — двадцать восемь. Черты его лица были благородны и красивы, а выражение — высокомерное и слегка презрительное; черные глаза горели мрачным огнем, и он с презрением взирал на окружавшую его толпу, не сводившую сейчас с него глаз.
— Сеньор дон Гутьерре де Леон, — сказал он мелодичным голосом, стараясь соблюсти при этом установленные правила вежливости, — неужели мы не удостоимся счастья лицезреть в числе танцующих сеньорит ваших дочерей?
