Вальдемар Лысяк - Шахматист
В пятнадцать тридцать Кэстлри посетил Батхерста и сообщил ему про неудачное стечение обстоятельств. Разговор, во время которого было решено, что во главе группы встанет Бенджамен Батхерст, был кратким, и проходил точно по сценарию, который был составлен Генрихом Батхерстом. Когда Батхерст проводил Кэстлри до двери, тот спросил:
— Когда ты собираешься с ним встретиться?
— Я отослал ему письмо с просьбой посетить меня как можно скорее. Он должен вот-вот прибыть.
— Когда он даст согласие, пришли его к госпоже Джибсон. В ее доме я устроил сборный пункт. Хейтер и поляк должны быть на месте уже завтра. Вот только… согласится ли он? У меня нехорошие предчувствия, мы плохо начали.
— А я совершенно не суеверен, Роберт, и думаю, что все не так и плохо, — ответил на это Батхерст. — Уилсон плохо владеет немецким, что, возможно, не так уж и существенно, зато он гораздо хуже Бенджамена владеет своими нервами. Что же касается согласия Бенджамена… это стопроцентно.
— Не будь таким уверенным, Генрих, чтобы нас не посетило новое разочарование. Думаешь, он так легко покинет женщину, на которой недавно женился?
— Я неплохо знаю эту породу. Что же касается его решения… Что ж, ты сам недавно говорил, что любого можно купить, нужно лишь знать — за что. Я знаю, за что можно купить Бенджамена. Достаточно будет сказать ему пару слов.
— Каких?
— Например, что эта операция невыполнима, абсолютно невозможная или что-нибудь в таком роде. Оставь это мне. Сегодня вечером или завтра утром я буду у тебя… То есть, у миссис Джибсон.
Родившийся в 1784 году Бенджамен Батхерст, родственник уже известного читателю Генриха Батхерста и сын другого Генриха Батхерста, с 1805 года епископа Норвичского, прибыл по вызову в тот же день (21 октября 1806 года) после полудня и в течение двух часов выслушал более-менее точное сообщение о встрече, описание которой я привел в предыдущей главе. Услышав предложение, он спросил:
— Почему Уилсон не согласился?
— Не знаю, по-видимому, счел все это предприятие безумным. И здесь он в чем-то прав, поскольку несколько десятков тысяч фунтов и перспектива новых чинов — это конечно мало против девяностопроцентной вероятности потерять собственную жизнь. Поэтому я и не требую, чтобы ты принимал решение сразу. У тебя имеется… ровно сорок часов на размышления, и…
— Этого не нужно, я согласен.
— Уже? Ты даже не желаешь посоветоваться с отцом и Филлис[61]? Почему?
— Давайте оставим в святом покое его святейшество, моего родителя, и ее супружеское святейшество, мою жену. Они молятся настолько рьяно, что даже не заметят моего отсутствия. Скажете им, что я… выехал с дипломатической миссией, или что-нибудь другое.
Генрих Батхерст не ошибался, говоря Кэстлри, что дело решено заранее. Пользуясь собственной хитростью и знанием характера Бенджамена, он не дал молодому человеку ни малейшего шанса для отказа. Но очень скоро ему пришлось убедиться в том, что он не знает этого характера столь хорошо, как предполагал. Заканчивая совместную трапезу с Бенджаменом, он сказал:
— Еще сегодня тебе нужно будет зайти к Кэстлри.
— Исключено, — прозвучал ответ. — Сегодня я собираюсь в Ковент Гарден[62].
— Мой Боже, Бенджамен! Неужто ты не считаешь, что теперь необходимо забросить всяческие глупости вроде театра…
— Нет, к Кэстлри я пойду завтра. А что касается театра — неразумно считать его глупостью. Знаком ли тебе тип столь же здравомыслящий, как мой приятель Гамлет?
Больше не настаивая, Генрих Батхерст еще раз доказал, что знает своего кузена все же достаточно хорошо.
Вечером того же дня, уже после спектакля, Бенджамен отправился за кулисы и через час покинул здание театра со знакомой молоденькой актрисой. Служебный выход находился со стороны темной и частенько посещаемой «дщерями Коринфа» Март Стрит[63].
Лондон в начале XIX века — театр «Ковент-Гарден»
Когда Батхерст и его спутница оказались на улице, из ниши находившейся в нескольких ярдах, до них долетели отчаянные женские крики.
— Останься здесь, — сказал Бенджамен и побежал туда. Его опередил старый нищий, которому отрезанную до паха ногу заменяла простая палка, заканчивавшаяся деревянной перекладиной под мышкой. Нищий кричал:
— Оставьте ее, оставьте ее, чудовища!.. Оставьте ее!
Эти слова были адресованы нескольким типам, которые пинали лежащую на земле женщину, пытаясь оторвать ее руки от вмурованной в стену скобы.
— Сваливай отсюда, хромой! — рявкнул один из них, рослый блондин в моряцкой куртке.
— Отпустите ее, канальи! Прочь от нее, прочь!
Нищий подскочил к бандитам и попытался ударить своим костылем, но, то ли потеряв равновесие, то ли сбитый (Бенджамен в темноте не заметил), со стоном свалился на землю. Блондин склонился над ним и вынул из-за голенища нож. Улочка взорвалась женскими воплями:
— Нет, неееет! Простите его, я пойду, сама пойду! Умоляю, неееет!
Разбойник уже приготовился ударить, и в тот же миг у него за спиной прозвучал тихий, даже вежливый вопрос:
— Приятель, ты что, не расслышал? Эта дама о чем-то попросила.
Блондин обернулся и заметил Бенджамена. И хотя он был тертый калач, и игра с огнем была для него будничным ремеслом, привыкший к воплям и оскаленным зубам, он не почувствовал, что перед ним стоит человек, который шепчет, когда превращается в зверя.
— Что, красавчик, и ты хочешь схлопотать?! — рявкнул он, выпрямляясь.
— Угадал, приятель.
— Так получи!
Эти слова прозвучали одновременно со свистом шпаги, которая, словно бич, упала на запястье бандита, рассекая кожу до кости, выбив из руки нож. В следующее мгновение шпага мелькнула над головой другого разбойника, вскрыв его щеку до самой десны и ослепив потоком крови. Узкое пространство тут же огласилось воплями удиравших бандитов, в то время как Бенджамен уже вытирал шпагу о лохмотья нищего и вставлял клинок в трость, являвшуюся ее ножнами.
Женщина, уличная проститутка, разодетая словно попугай в дешевые, но пестрые тряпки и размалеванная румянами, поднялась с земли и подала старику костыль. После этого она обратилась к Батхерсту:
— Сударь, как мы можем вас отблагодарить? Если желаете, могу пойти с вами, и ничего не возьму, исключительно из благодарности, мистер…
— Хватит, — перебил ее тот. — Чего от тебя хотели эти люди?
— Хотели затащить в собственный бордель и закрыть там. Они уже неделю хватают девушек, а потом приказывают работать на себя, а в оплату — только пожрать дают. Это все гады от Дока… ну, от Доктора, так его называют.
