Яков Свет - Алая линия
Этот папа Сикст за хорошую мзду оказывал просителям искомые милости. Он был весьма сговорчив и, собственно говоря, дарил то, что ему не принадлежало: у моря-океана испокон веков не было хозяина, и с таким же успехом папа мог осчастливить короля Португалии половиной Луны или созвездием Скорпиона.
Но наместник святого Петра считался главой всего христианского мира, и его решения имели законную силу в этом немирном мире. Правда, папа легко менял свои решения, особенно когда это приносило ему выгоду, однако ни сам Сикст, ни его преемники новых разделов в море-океане не проводили, так что южная его половина по-прежнему числилась за королем Жуаном.
Само по себе это обстоятельство было для короля утешительно, но, внимательно вслушиваясь в речь адмирала, Жуан II все больше и больше убеждался, что покойный папа Сикст ему помочь не сможет.
Судя по всему, этот дон Сатана свои корабли провел через ту половину моря-океана, которую папа Сикст подарил Кастилии. Хитрый генуэзец шел на запад, как раз вдоль папской линии. Ну, а если так, то он – чума его возьми! – не нарушил ни договора с Португалией, ни решения Сикста IV.
Все-таки, скорее, правда, для очистки совести король спросил адмирала, ведомо ли ему, что кастильцы обязаны буква в букву соблюдать алкасовасский договор и чтить веления папы Сикста.
– Я, ваше величество, – ответил Колумб, – своими глазами не видел ни этого договора, ни папской буллы. Но королева Изабелла и король Фердинанд строго наказали мне не заходить ни в гвинейские воды, ни в иные прочие части моря-океана к югу от Канарских островов. И я свято выполнил наказ моих государей. Перед вами, ваше величество, совесть моя чиста, и я могу присягнуть на Евангелии, что все земли, которые господь сподобил меня открыть, по праву принадлежат Кастилии.
Король тяжело вздохнул. Что и говорить, этот генуэзец большой хитрец. К его доводам дьявольски трудно придраться. Но так или иначе не за ним должно быть последнее слово. И с загадочным видом король произнес:
– На этот счет у меня есть особые соображения, и я в свое время выскажу их вашим государям.
Он задал Колумбу два-три незначительных вопроса, а затем с нескрываемой иронией сказал:
– Должен вас, сеньор адмирал, искренне поблагодарить за щедрые дары. Видно, и в самом деле несметно богаты эти новые земли: фунтов семь золота нынче добавилось в мою скудную казну.
Аудиенция закончилась.
Трапезная опустела, с помоста убрали адмиральские дары. Слуги смели в мусорную корзину карту далекого архипелага, и вскоре все бобовые острова склевали монастырские куры.
На следующий день, 11 марта, король распрощался с Колумбом. В послеобеденный час большая кавалькада покинула монастырь Марии Благостной.
В безоблачном небе сияло весеннее солнце, дорога подсохла, и мулы весело бежали на юг. Снова оберегали адмирала королевские стражники, но теперь ему было куда спокойнее, чем три дня назад. Он вырвался из львиного логова.
Совет в Торрес-Ведрас
Львы не любят, когда из-под самого их носа ускользает лакомая добыча. Такие неудачи портят им настроение. И не удивительно, что, выпустив из своих когтей адмирала, король Жуан захандрил.
Он затворился в своей опочивальне, никого не принимал и никого к себе не вызывал. Только дону Дуарте разрешен был вход в королевские покои, и с ним Жуан II беседовал часами и порой сидел с чернобородым капитаном до поздней ночи.
Из Лисабона в монастырь Марии Благостной курьеры-скороходы непрерывно доставляли длинные свертки в кожаных футлярах и большие шары в парусиновых чехлах. Шары эти возбуждали в придорожных селениях различные толки. И со слов какого-то шутника по всей округе пошел слух, будто к алтарю Марии Благостной везут из африканских земель головы мятежных язычников.
В конце марта эти таинственные грузы из Райской долины были переброшены в замок Торрес-Ведрас, а в первые дни апреля, в канун пасхи, туда из монастыря Марии Благостной откочевал королевский двор.
В Торрес-Ведрас свертки и шары везли с меньшими предосторожностями, и, к величайшему своему разочарованию, легковерные зеваки убедились, что в парусиновых чехлах покоятся не отрубленные головы, а большие глобусы.
Выяснилось, что в длинных футлярах путешествуют по стране географические карты.
Вслед за картами и глобусами в Торрес-Ведрас прибыл десяток людей странного облика. Это были старцы с нечесаными бородами, сивыми и пегими. Их потрепанные черные кафтаны были испятнаны чернилами и свечным воском, с собой они таскали пухлые фолианты в переплетах из телячьей кожи. Они словно призраки бродили по замку, путаясь в лабиринте его коридоров и галерей.
Этих старцев король называл звездочетами. Сами же себя они именовали космографами и членами Математического совета. А Математический совет пользовался всеевропейской славой, и заседали в нем корифеи астрономической науки, великие знатоки картографии и навигации. Лучшие в мире морские карты составляли эти ученые мастера (их и величали мастерами; местре Дього, мест-ре Родриго – так обращались к ним простые смертные). Они указывали путь в африканские моря капитанам португальских кораблей.
Именно Математический совет похоронил девять лет назад проект Колумба. Решению совета внял тогда король, и один вид этих замшелых звездочетов приводил сейчас Жуана II в раздражение.
Зато дон Дуарте быстро нашел с ними общий язык. Сперва суждения звездочетов его озадачили, но мало-помалу он освоился с их птичьим языком и пришел к выводу, что к их словам следует относиться серьезно.
Как это ни странно, но все эти старцы твердо стояли на том, что Математический совет некогда принял верное решение: мы, утверждали звездочеты, считали в ту пору и считаем теперь, что то, что затеял Колумб, – это сплошное надругательство над азбучными географическими истинами. Для нас ясно: этот человек либо невежда, либо обманщик.
Свою точку зрения они изложили королю. Король, выслушав звездочетов, вкрадчиво спросил:
– Стало быть, по вашему мнению, ошибся генуэзец?
– Безусловно! – в один голос ответили старцы.
– В таком случае, – со сдержанной яростью проговорил король, – следует считать, что земли, которые открыл генуэзец, не более как обман зрения. Полагаю, что и те индейцы, которых я собственными глазами видел в трапезной монастыря Марии Благостной, не люди во плоти, а нечистые духи.
Старцы попытались втолковать королю, что Колумб допустил грубейшие просчеты и промахи, но окончательно разъяренный монарх не стал их слушать.
