Рафаэль Сабатини - Врата судьбы
Капитан не бывал в поместье намеренно: он не хотел, чтобы в случае его ареста и опознания сэра Джона привлекли к суду по его делу. Сэр Джон уговаривал Гейнора сделать Монастырскую ограду своей штаб-квартирой во время пребывания в Англии, подчеркивая то обстоятельство, что положение хозяина поместья обеспечит гостю полную безопасность. Баронет [Баронет — низший дворянский титул, введенный при Стюартах; отделял нетитулованное дворянство (джентри) от аристократов] был вне подозрений — мировой судья, уважаемый всеми виг. Но капитан Гейнор всегда отвечал ему, что король его очень ценит, потому он не должен рисковать.
Но на сей раз капитан решил, что может воспользоваться столь щедрым гостеприимством: он принял особые меры предосторожности, у него был отличный предлог для пребывания в Англии. В случае его провала сэр Джон был бы скомпрометирован не более других.
Сэр Джон оказал капитану чрезвычайно радушный прием. Могучее сложение, спокойствие духа, здоровый образ жизни помогли ему прекрасно сохраниться, несмотря на годы. В свои шестьдесят он выглядел чуть старше сорока. Правда, сэр Джон был склонен к полноте, но чуть-чуть. При высоком росте и величавой осанке некоторая дородность казалась признаком силы. Голубые ясные глаза, острый проницательный жизнерадостный взгляд придавали лицу моложавость. Загорелое лицо под неизменным седым париком сияло красотой и благородством.
Сэр Джон высоко ценил капитана Гейнора: никто лучше, чем он, не знал этого достойного молодого человека. Не имея сына-наследника, он одно время лелеял надежду, что его дочь и капитан Гейнор поженятся. Сэр Джон предпочел бы Гарри Гейнора другим молодым людям не только за его заслуги, но по причине старой дружбы с Гейнором-старшим. Сэра Джона согревала мысль, что такой союз порадовал бы отца Гарри, будь он жив.
Сэр Джон строил бы свои планы более уверенно, если бы не дочь. Безоблачное небо его жизни омрачала одна-единственная туча, и это была Эвелин. Он не питал иллюзий относительно дочери: он понимал, что она тщеславная и пустая девчонка. И все же он любил дочь и, пожалуй, даже больше полюбил, изучив ее недостатки: теперь к любви примешивалась жалость.
Подобное чувство он всю жизнь питал к матери Эвелин. Любовь включала снисхождение к слабостям, которые со временем открылись в избраннице его нетерпеливой юности. Сэр Джон благородно скрывал от жены свои разочарования, старался не замечать изъянов ее характера и утешался ее добродетелями — послушанием и добрым нравом. За советом он, однако, никогда к жене не обращался. Она знала о его внутренней жизни не больше, чем о внутренней жизни любого другого человека. К примеру, она придерживалась такого же мнения о его политических взглядах, что и мистер Темплтон и прочие джентльмены, которым он намеренно морочил голову. На его месте иной попрекал бы жену дочерними слабостями, но не таков был сэр Джон; смелый человек с широкими взглядами, он во всем винил лишь себя и никогда не перекладывал вину за свои ошибки на жену или на дочь. Как вы поняли, у сэра Джона был философский склад ума.
Его очень беспокоило будущее Эвелин. Зная натуру дочери, он предвидел массу осложнений в ее будущей семейной жизни. Сэр Джон понимал, что должен найти ей мужа чуткого, заботливого и в то же время властного, надежного человека, чье терпение и сила изменили бы Эвелин к лучшему, коли уж не удалось ему самому. Будущему зятю предстояло заслонить его дочь от жизненных невзгод, провести ее сквозь житейские бури, в которых она одна без сильной поддержки, несомненно, потерпела бы крушение.
По его мнению, Гарри Гейнор был именно таким человеком. Иногда сэру Джону казалось, что Гейнор не удостоит Эвелин и взгляда, но в другой раз он, будучи, как уже упоминалось, философом, начинал размышлять о том, что по непонятой прихоти природы именно таких мужчин и притягивают женщины, подобные Эвелин. На столь зыбкой основе сэр Джон и строил свои планы. Зная их, можно представить себе теплый прием, оказанный гостю, заботу, проявленную о нем сэром Джоном.
Торопясь в дорогу, покидая дом на несколько дней, сэр Джон жаждал получить сведения об опасном деле, по которому капитан прибыл в Англию. Не пускаясь в долгие объяснения с домочадцами, он тотчас увел Гарри в свой кабинет. Наедине с гостем он снова выразил сожаление по поводу срочного отъезда в столь неподходящее время и, с удовлетворением отметив, что Гарри выглядит прекрасно, осведомился, в чем суть его миссии. Обстоятельства, вынуждавшие сэра Джона покинуть дом, были безотлагательны, но беседу с капитаном Гейнором он не мог отложить до своего возвращения.
В теплом свете серебряного канделябра лицо капитана казалось мрачным. Он признался, что не удовлетворен тем, как продвигается дело его повелителя в Англии.
Сэр Джон задумчиво кивнул.
— Вы меня не удивили, — сказал он. — Я и сам, случается... — Не закончив фразы, он с ласковой озабоченностью заглянул молодому человеку в глаза. — Неужели сомнения никогда не закрадывались тебе в душу, Гарри? —мягко спросил он. — Неужели ты никогда не задавался вопросом, не отдал ли ты свою молодость, энергию, энтузиазм мечте, бесполезному служению в обществе мечтателей?
— Сэр Джон! — возмущенно воскликнул молодой собеседник, и на его лице под загаром проступил легкий румянец. Потом, смягчившись, он грустно добавил: — И вы покидаете это общество?
Сэр Джон улыбнулся. Взгляд его голубых глаз был тверд:
— Я говорю не о себе, Гарри, я говорю о тебе. Ты молод, полон сил и энергии. Жизнь только открывается перед тобой — ты можешь горы свернуть. А я никуда не годный неуклюжий старик. Но как бы то ни было, я придерживаюсь прежних взглядов. Но будь я на твоем месте, будь я молодым человеком, у которого вся жизнь впереди, не ручаюсь, что моя верность выдержала бы испытание бесполезной жертвенностью.
— Бесполезной? — горячо воскликнул молодой человек. — Неужто все утратили веру в наше дело? Неужто и вы не верите в нашу победу?
Сэр Джон вздохнул и задумчиво покачал головой:
— Я надеюсь, я молюсь за наш успех, как должен надеяться и молиться каждый порядочный человек за торжество правды и справедливости. Но то, что ты заметил сейчас, творится давно и наполняет мою душу отчаянием. Если бы я был моложе и играл более значительную роль, такое поведение соратников отвратило бы меня от дела.
— Вы варитесь в собственном соку, — возразил капитан. — Если бы я видел только то, что у вас перед глазами, я, пожалуй, разделил бы ваши опасения. По правде говоря, сборище у Понсфорта три дня тому назад произвело на меня удручающее впечатление. Собрались в основном люди, на которых полагается его величество, — добрый десяток тех, кого он считает своими самыми стойкими и деятельными сторонниками. Я, его доверенное лицо, появился у Понсфорта впервые, рискуя головой, чтобы обменяться с ними новостями. Но им нечего было мне сказать. Всю ночь мы провели за карточным столом. Ставки были таковы, что я, памятуя про невзгоды нашего государя, про его постоянную нужду, разнес бы этот стол в щепки, чтобы бросить вызов их подлому безразличию.
