Юрий Никитин - О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Он резко оглянулся, Хильд на крепкой лошадке описывает круги вокруг них, вид довольный, никакого страха в глазах, полы черной рясы развеваются, как крылья ночного демона.
Гай спросил с подозрением:
— На что намекал сэр Джозеф? Ты был конокрадом?
Хильд прокричал на скаку:
— Ваша милость! Да я и родился послушником!
— Не хочешь говорить, — буркнул Гай, — не надо. У меня свои дела разгребать некогда…
Утро мирное и солнечное, свежие кони вынесли их за пределы мрачного Лондона так быстро, что Гай не успел рассмотреть, что же здесь успело измениться, вроде бы все те же каменные громады домов, деревянные тротуары, лужи посреди дороги, где застревают даже ненагруженные телеги, и высокая каменная стена с частыми зубцами, из-за которых лучники могут бить вниз почти безнаказанно.
За Римской стеной Лондона высится башня Вильгельма Завоевателя, доминирующая над крытыми соломой и красной черепицей домами и бурной рекой. Хильд в ее сторону даже не взглянул, а Гай отдал честь великому полководцу и королю.
В сорока милях к северо-востоку, по дороге к столице, они миновали Рочестер, охранявший путь в Медуэй. Далее увидели, как в тридцати милях вверх по Темзе, охраняя еще один перекресток, на холме высится укрепленный Виндзор, за ним широко раскинулись заливные луга Раннимеда. Там, где река вытекает из лесов, виднеются издали Уоллингфорд и Оксфорд. Еще дальше, посреди овечьих пастбищ и меловых холмов запада, высятся другие башни — Ньюбери в Кеннетской долине, Мальборо и Олд Сарум на Плейне, крепости долины Северна и Динского леса. Вдоль берега Ла-Манша, защищая его якорные стоянки и устья рек — Пивенси, Порчестер, Керисбрук и Корф, а на глухом кельтском юго-западе — Экзетер, Тремартон и Рестормель.
К северу от Лондона расположились цитадели, препятствующие вторжению со стороны восточных графств. Там такие же непроходимые леса, что очень успешно сопротивляются натиску человека. Хильд начал рассказывать, что в старое время здесь процветали поселения англосаксов: Колчестер и Фрамлингем, Беркхемстед и Нортгемптон, Линкольн и Ньюарк. Сейчас на их месте настоящие каменные крепости мрачно и зорко посматривают на охраняемые от чужаков земли, но следят и за местным населением, чтобы не вспыхивали бунты.
Наконец пошли пашни вслед за отступающими под натиском топоров лесами, а потом стена деревьев приняла их, сомкнулась за спинами, и кони дальше неслись в тени, воздух свежий, лесной, напоенный запахами клея, муравьиной кислоты и лесных цветов.
Хильд то и дело вырывался вперед, лицо горит восторгом, Гай поглядывал с растущим подозрением, в монастырь нередко уходят те, кто хотел бы укрыться от закона, а в движениях Хильда иногда проглядывает нечто, что опытному глазу воина говорит многое.
Он крикнул:
— Эй, Хильд! А ты давно в монастыре?
— Я же послушник, — ответил тот, придержал коня и поехал рядом, — а чтоб приняли, я должен семь лет покорно трудиться и проявлять смирение.
— Ого, — сказал Гай невольно. — Да, для тебя проявлять смирение особенно трудная вещь, да?
Хильд ухмыльнулся.
— Ваша светлость?
— И в то же время, — продолжил Гай, — ты где-то успел стать знатоком датского права.
Хильд сказал уклончиво:
— Ваша милость, даже уэссекское и мирсийское право отличаются друг от друга, хотя с чего бы, верно? Но Данелаг… о, это вообще что-то особое, ваша милость!
— Из-за скандинавскости?
— Точно, — подтвердил Хильд. — А оно, если честно, намного справедливее нашего. Главное же, что почти все наши короли весьма старались унифицировать… вот трудное какое слово!.. унифицировать правовые системы обеих частей Англии…
— И что?
Хильд посмотрел в удивлении.
— Как что? Что видите. Ничего не получилось. Даже сблизить не удалось! В Англии одна система права, у нас другая. Так что изучайте ее хорошенько, иначе так вляпаемся, что за всю оставшуюся жизнь не отмоемся.
Они ехали нескончаемым лесом, лишь изредка пересекая открытые небу пространства, отвоеванные людьми у деревьев и таких же нескончаемых болот, и везде Гай видел эти укрепленные замки, укрепленные церкви и укрепленные монастыри, способные выдержать любую осаду.
Даже деревни обнесены высоким частоколом, ворота запираются на ночь, а утром распахиваются, выпуская стада в сопровождении пастуха. Города обычно защищены уже каменной стеной, что по мере разрастания города остается внутри, замыкая в кольцо Старый Город, а потом вырастает и новая стена, еще выше и неприступнее…
Они мчались весь день, давая коням небольшой отдых, но к вечеру одолели только треть пути.
Хильд порывался свернуть с дороги и отыскать деревню, хорошо бы с трактиром, однако Гай продолжал путь, пока глаза могли различить дорогу, затем остановил коня и сказал хладнокровно:
— Здесь и заночуем.
Хильд ахнул:
— Ваша милость?
Гай спрыгнул, конь вздохнул с облегчением, а когда Гай снял тяжелое седло, опустил морду к земле и даже попробовал сорвать различимую только по запаху травку.
— Что тебе не нравится? — поинтересовался Гай. — Святые всегда старались уединиться от мира.
— Ваша милость, я пока только послушник!
— Но будешь святым?
Хильд не уловил издевки, ответил очень серьезно:
— Ваша милость, о таком даже мечтать нельзя!
— Почему?
— Святыми становятся те, кого избирает Господь! А человеческие суетные желания он в расчет не берет.
Гай сказал бодро:
— Ну, и мы брать не будем. Ты как насчет поесть? А я пока разожгу костер… хотя могу выспаться и без него.
— С костром бы лучше, ваша милость! А я пока соберу… гм… на стол.
Гай у ближайших кустов собрал ветки, Хильд не успел разложить еду на чистой тряпице, как после двух ударов огнива вспыхнул огонек, тьма сразу торопливо отпрыгнула, страшась опалить роскошные черные крылья.
Костер разгорелся живо, весело, Хильд хоть и поглядывал с опаской в черноту, но присутствие уверенного крестоносца подавляет страх, а рядом, освещенные пламенем костра, иногда совсем по-домашнему всхрапывают кони.
Гай поужинал быстро и скупо, Хильд подивился, как мало рыцарь ест, говорят, это сарацины довольствуются горсткой сушеных фиников, а доброму англичанину не жить без здоровенного куска мяса, но крестоносцы многие привычки подцепили у сарацин.
Гай вытер пальцы о траву, взгляд его поднялся к небу в поисках россыпи ярких звезд, названия многих узнал там, в Палестине, однако тяжелое низкое небо едва не задевает головы, и он поспешно опустил взгляд.
— Что еще расскажешь о Ноттингеме? — спросил он.