Огюст Маке - Прекрасная Габриэль
Эсперанс вспыхнул. Но так как кавалер не смотрел на него, он мог скрыть эту краску, возбужденную именем Антрагов, невинно произнесенным Крильоном.
— Туда можно доехать за восемь часов, — продолжал кавалер, не приметивший ничего, — впереди у вас еще довольно времени, останьтесь здесь на несколько минут. Я, кажется, должен с вами поговорить.
— Как вам угодно, — отвечал Эсперанс, почтительно поклонившись, — но что же буду я делать в ожидании ваших приказаний?
— Пойдите к вашему протеже Понти, который бродит вон там и томится ожиданием, как страдающая душа. Ступайте, а я здесь соберу мои воспоминания.
Эсперанс удалился. Капитан Крильон проводил его дружеским взглядом и, когда тот скрылся из виду, подпер руками склоненную голову и задумался.
Глава 6
ПРИКЛЮЧЕНИЕ КРИЛЬОНА
Перед его мысленным взором один за одним проходили поступки его жизни, столь продолжительной и столь наполненной событиями.
Сначала подвиги молодого человека в царствование короля Генриха II, великие религиозные войны и резня междоусобных войн в царствования Франциска II и Карла Девятого, утро Амброзское, Варфоломеевская ночь.
Все это прошло, облитое кровью, сквозь три царствования. Но память Крильона остановилась на одном дне, великолепном дне, когда солнце освещает неизмеримое море, сотни, тысячи парусов качаются на синих волнах Левантского залива. Вся Европа имеет тут своих представителей. Султан Селим II выдвигает против христиан свой страшный флот.
Крильон видит себя с шпагой в руке на плохом судне, над которым никто не осмелился взять команду. Это ничтожное судно открывает путь большим галерам дон Жуана Австрийского. Крильон в этот день всех поразил настолько, что обрел бессмертную славу. В этот день вся Европа узнала блеск его шпаги. Это Крильон отвез в Рим папе Пию V известие о победе. Рим! Как он хорош! Старый папа сжал Крильона в объятиях и благодарил его за храбрость от имени всего христианского мира.
Потом настали другие битвы, другие торжества. Страшный поединок с Бюсси, осада ла Рошели после резни 1572, потом путешествие в Польшу, предпринятое для того, чтобы проводить Генриха Анжуйского, который, с нетерпением желая завладеть короной, простился с короной французской, которую его брат Карл IX так скоро должен был ему уступить.
Карл IX, третий государь Крильона, сошел в могилу. Генрих, король польский, бросил свою холодную корону и отправился надеть французскую. Крильон помог ему бежать, они оба приехали в Венецию.
Тут надолго остановилась мысль благородного воина. Голова его отяжелела, словно оттого, что в памяти оживали одна за другой лучезарные надежды, пьянящие идеи, весенние воспоминания жизни, слова наслаждения, любовь, игравшая между оружием.
Это было в 1574. Крильону минуло тридцать три года, он был победоносен, горд, красив. Имя его раздавалось, как воинская труба в ушах солдата, и заставляло женщин вздрагивать, как от ласки.
По приезде короля французского Венеция, тогда богатая и могущественная, встала, чтобы принять почетного своего союзника, занимавшего первый престол в свете. Колокола церкви Св. Марка, пушки с галер и приветствия сената встречали Генриха Третьего. Но толпа рукоплескала Крильону, победителю при Лепанто, а когда он проходил по пьяцетте, чтоб войти во дворец, венецианцы восхищались им, а венецианки улыбались ему.
Назначили турниры. Венеция, восхищающаяся своим мраморным воином, Св. Теодором, Венеция, знающая только бронзовых лошадей, неистово захлопала в ладоши при подвигах французского рыцаря.
Сила, ловкость, горделивое повиновение его коня, стремление обоих к победе, столкновение копий, десять противников, сброшенных в густой песок, покрывающий площадь, все упоение битвы бросилось в головы, уже разгоряченные июльским солнцем, с балконов дворца, из рядов толпы слышатся крики и рукоплескания.
Никогда столь величественное зрелище не поражало Венецию, уже обильную славой всех видов. Крильона обожали в этом городе. Как исчислить на этих холодных страницах, сколько он получил цветов — а цветы редки в Венеции, — сколько великолепных подарков?!
Прошло двадцать лет после этого торжества, и под лаврами ста более поздних побед герой чувствовал еще с наслаждением запах цветов, расцветших под свежим поцелуем Адриатики.
В один вечер он возвращался с ужина в Арсенале после великолепных регат, данных дожем Генриху Третьему. Регата — национальный праздник в Венеции. Эта регата своим великолепием загладила все другие. Итак, в один вечер, после ужина, Крильон возвращался в одиночестве в свой палаццо, видев, как построили, оснастили и спустили на воду в два часа маленькую галеру, пока он ужинал с королем.
Растянувшись на подушках, убаюкиваемый мягким движением гондолы, Крильон любовался при свете фонаря, прикрепленного к корме, отливами своего богатого белого атласного полукафтана, вышитого золотом, и совершенством своих мускулистых ног в шелковой обуви с перламутровыми отблесками. Он был красив, чудно красив, этот дворянин, прославившийся подвигами, которые прежде сделали бы из простого рыцаря короля. Он имел молодость, здоровье, богатство, славу, ему недоставало только любви.
В ту минуту, когда он проезжал под Риальто, выстроенным тогда из дерева, его гондола столкнулась с другой — большой величины, откуда вдруг раздались звуки нежной музыки. Крильон облокотился на окно своей гондолы и стал прислушиваться. Ничто не могло быть тоньше этих тихих звуков. Музыканты как будто пели только для невидимых духов ночи. Флейты, скрипки вздыхали так тихо, что около гондол слышался плеск воды от весел.
Повсюду на пути этой гондолы открывались окна, и в лазурной темноте виднелись белые фигуры, с любопытством перегибавшиеся через перила балконов. Крильон не знал упоений этой волшебницы, которая называлась Венецией, он не знал, что она пользуется ночью, чтобы разливать на иностранцев непреодолимое обольщение всех своих очарований, и что все средства хороши для этой очаровательницы, чтобы прельстить того, кого она любит. Она говорит в одно и то же время чувствам, уму и сердцу.
Повинуясь, как во сне, побежденный слухом и глазами, Крильон не примечал, что он проехал палаццо Фоскари, где он жил вместе с королем, и что его гондола все следовала по Большому каналу за таинственной гармонией, звуки которой трепетали любовью.
Уже проехали морскую таможню, и уже виднелись серебристые воды верхней лагуны.
Музыка не замолкала. Крильон все слушал. Тогда маленькая гондола молча проехала поперек дороги той гондолы, на которой ехал Крильон. Один гондольер, одетый как слуга и в маске, управлял ею без усилий. Этот человек несколько времени ехал рядом с гондолой Крильона, как бы для того, чтобы дать своему господину возможность узнать Крильона. Потом по знаку, вероятно, сделанному ему, он сказал несколько слов гондольерам Крильона, и те тотчас остановились.
