Сергей Бортников - Брусиловская казна (сборник)
Этот неожиданный вопрос чуть не выбил Казанцева из колеи. Ответить на него честно – означало раскрыть свои планы, чего он делать не собирался, а врать почему-то не хотелось…
– Я врач, – наконец промямлил Павел после довольно длительного раздумья, связанного с переосмыслением своей легенды. – В Великую войну был мобилизован. Получил звание, служил в одном из госпиталей. Но чем может помочь раненым детский доктор? Резать руки-ноги меня не учили! Поэтому в шестнадцатом меня отправили в отставку. Работал, как я уже говорил, в Москве, а в тридцать пятом перевёлся в Киев – новоназначенную столицу советской Украины[33].
– К нам надолго?
– Нет. Вот только поставлю на учёт всю малышню в деревне – сразу и вернусь в свой институт.
– А что же вам в помощь никого не определили?
– Да была у меня сестра. Была. Но неожиданно заболела и слегла.
– Что это вы вдруг рифмами заговорили?
– Да так… Балуюсь иногда стихами!
– Я тоже.
– Заметно.
– А где она сейчас? – проигнорировав реплику собеседника, недоверчиво покосился бдительный служитель культа.
– Осталась в Ковеле, – спокойно разъяснил ситуацию гость. – Однако там не оказалось нужных специалистов, и её должны были отправить в Луцк. Но сделали это или нет – мне не известно.
– Понятно… Ну, давайте по заключительной – и спать! Мне вставать ни свет ни заря.
– Мне тоже, – согласился Казанцев. – Пойду в лес за зеленушками. Мы ведь договорились, не правда ли?
– Ну, да… Похоже на то!
11
На следующий день, согласно церковному календарю, приходился какой-то православный праздник. Отец Серафим встал рано и принялся готовиться к утренней службе.
Павел поднялся вместе с ним.
– Доброе утро, батюшка!
– Доброе… Как спалось?
– Отлично.
– Похмелиться не желаете-с?
– Нет. Не злоупотребляю – поэтому не мучусь.
– Похвально! И куда вы в такую рань?
– По грибы… Забыли наш вчерашний уговор?
– Ах, да, точно… Не заблудитесь?
– Никак нет. Вы только скажите, куда идти.
– Значит, так… Сначала – на центральную площадь. Там будет развилка. Одна дорога ведёт направо…
– По ней я приехал.
– А две другие – в противоположную сторону.
– Мне по какой?
– По левой. И вперёд, никуда не сворачивая версты три-четыре… С радостью составил бы вам компанию, но не могу – служба.
– Понял! Вы там слишком не усердствуйте, побыстрей закругляйтесь – будем солить грибы.
– Слушаюсь, господин… товарищ доктор, – добродушно улыбнулся священник.
12
Грибы росли кругом: в лесной чаще и на открытых полянах, под мхом и в придорожной канаве. Вскоре Казанцеву надоело однообразное занятие, и он стал наклоняться только тогда, когда обнаруживал под бугорками, усеянными сосновыми иголками, очередную колонию зеленушек. Быстро срезал самые крупные экземпляры и отправлял в плетёное лукошко, предоставленное заботливым отцом Серафимом. Вскоре оно было полно.
Теперь можно сосредоточиться и на главной цели своего приезда.
Павел быстро разыскал место, где стоял штаб его полка – там в Первую мировую русские срубили православную церковь, позже уничтоженную австрийцами, – её расположение выдали ещё оставшиеся следы некогда бушевавшего тут пожара.
Оглянулся. И ничего больше узнать не смог.
Окружающая местность сильно изменилась. Даже лес стал иным. Часть высоченных сосен вырубили, остальные – проредили, лещина выросла и уже не представляла собой труднопреодолимой чащи.
Куда идти?
Ах, да… Вот – просёлочная дорога. По ней он скакал за возом рядом с вахмистром Пушновым. Но и она теперь стала шире, просторнее.
Казанцев ускорил шаг.
Вот, вот моя берёзка…
Нет. Слишком мала.
За двадцать три года – почти четверть века! – она должна была вымахать до небес. Да и засечки на стволе нет.
Павел потыкался то налево, то направо, припадая то к одному дереву, то к другому, но определиться окончательно с местом нахождения казны так и не смог.
А если б и определился – что дальше?
Брать лопату и раскапывать пол-леса?
Увидят, донесут.
НКВД – это вам не какая-то дефензива[34], церемониться не станет. И всесильный Яблоков не поможет.
Нет, спешка в его случае подобна смерти.
Лучше немного потерпеть. Чтобы позже придать хоть какую-то видимость законности своим изысканиям. Для этого надо дождаться момента, когда окончательно будут сформированы все институты, все органы новой власти.
И уже потом, заручившись поддержкой этих самых органов, приступить к решающей фазе намеченного мероприятия…
13
Яблоков прибыл в Луцк как раз в канун очередной – двадцать второй по счёту, годовщины Великого Октября и сразу занял одну из самых высоких должностей в недавно образованном управлении НКВД в Волынской области.
Главной своей задачей он видел не только становление Советской власти на новых землях, но и всяческое содействие «красному разведчику» Казанцеву, законспирированному в системе под псевдонимом Доктор. О его секретной миссии больше не знал никто, даже начальник управления Иван Митрофанович Белоцерковский, недавно ставший старшим майором. Такое условие хитрый Сергей Эдуардович поставил перед высшим руководством в Москве накануне своего назначения, мол, поеду на «западенщину» только в том случае, если мой личный агент получит полную свободу действий. На вопрос: «Зачем это вам?» ответил: «Павел Алексеевич служил в царской контрразведке и хочет привлечь к работе на советскую власть свою старую агентуру». Понятное дело, такой благородный порыв не мог не получить благословения высокого начальства.
Седьмого ноября заговорщики наконец встретились в Луцке. Казанцев вкратце обрисовал положение дел в Кашовке и с сожалением заметил, что раньше весны там делать нечего – вчера на Волыни выпал первый снег, вот-вот ударят крепкие морозы и добраться до казны, даже если удастся установить её местонахождение, будет невозможно.
А вот для миссии Ковальчука зима – самое подходящее время года. Работы в селе нет. Народ сидит по домам и чешет языки. Только успевай записывать – нет, лучше всё-таки запоминать!
Яблоков сделал всё, чтобы Иван вернулся в родные места, как можно раньше. Но бюрократическая машина решила по-своему.
Поэтому на Волынь тот попал только в начале января 1940 года.
14
Это может показаться странным, но ранее Ковальчук никогда не покидал пределов Кашовки.
Впрочем, не только он.
При панской власти такая судьба была уготована чуть ли не каждому украинцу: всю жизнь горбатиться в одном селе.
