Артур Дойл - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
– Сир, – ответил я, – вы можете всегда положиться на меня.
– Пока я жив, – сказал император, – держите свои губы на замке и не смейте никому рассказывать о случившемся.
– Я уже стер событие из своей памяти, сир, словно его и не было. Обещаю, что покину ваш кабинет точно в таком же состоянии, в каком вошел в него в четыре часа.
– У вас ничего не получится, – произнес император с улыбкой. – Тогда вы были лейтенантом. Позвольте, капитан Жерар, пожелать вам спокойной ночи.
3. Как бригадир заполучил короля
На лацкане моего пиджака, друзья, вы видите орденскую ленту. Сам орден я храню дома в обтянутой кожей коробочке. Я никогда не надеваю его, кроме как по приезду в наш городишко важных особ, генералов или иностранцев, которые, пользуясь случаем, желают почтить визитом известного бригадира Жерара. Тогда я цепляю орден на грудь и лихо подкручиваю усы. Тем не менее я побаиваюсь, что ни они, ни вы, мои друзья, так и не понимаете, с каким человеком свела вас судьба. Вы знаете меня как штатского, с манерами и харизмой, но все равно штатского. Видели б вы меня 1 июля 1810 года на постоялом дворе в Аламо, вы бы поняли, что означает быть настоящим гусаром.
Целый месяц я проторчал в этом богом забытом селении, потому что получил ранение пикой в лодыжку. Ранение было настолько серьезным, что я не мог ступить на ногу. Кроме меня, в селении находились еще трое солдат: старик Буве – из Бершенийского гусарского полка; кирасир Жак Ренье и веселый малый, капитан стрелков, чье имя я позабыл. Они выздоровели раньше меня и поспешили на передовую, в то время как я остался в деревне, грыз с досады ногти и, должен признаться, всхлипывал время от времени, думая о том, как нелегко приходится конфланским гусарам без своего полковника. В то время я еще не был командиром бригады, но вы понимаете, вел себя, как настоящий бригадный генерал. Ведь я был самым младшим по возрасту полковником, а полк заменял мне жену и детей. На сердце было тревожно: как там они без меня? По правде говоря, Вийяре – старший майор был превосходным солдатом, но даже среди лучших существуют ранги.
Ах, наконец наступил июль – счастливый месяц, когда я наконец-то смог доковылять до дверей и насладиться золотым испанским солнцем. Лишь этим вечером до меня дошли первые вести из полка. Они сражались с англичанами в Пасторесе, по другую сторону горного перевала, на расстоянии сорока миль по дороге. Но как мне до них добраться? Пика, ранившая меня, пронзила насквозь моего коня. Я спросил совета у Гомеса – хозяина постоялого двора, где остановился, и у местного священника, но оба заверили, что во всей округе не осталось даже жеребенка.
Хозяин и слышать не хотел о моем намерении добраться в расположение части самостоятельно. В горах свирепствовала банда Эль-Кучильо. Попадись я разбойникам в руки, не избежать мне пыток и мучительной смерти{52}. Старик священник тем не менее рассудил, что французского гусара вряд ли напугают разбойники. Если я имел некоторые сомнения, то они развеялись после беседы со святым отцом.
Но лошадь, где взять лошадь? Я стоял у дверей и строил планы, когда услышал цокот копыт. Подняв голову, я увидел высокого господина с окладистой бородой, одетого в синий плащ, который он носил на военный манер. Он сидел верхом на черном коне с белым чулком на передней ноге.
– Привет, товарищ! – сказал я, когда он приблизился ко мне.
– Привет! – ответил он.
– Я полковник Жерар из гусарского полка, – представился я. – Мне пришлось проваляться здесь больше месяца после ранения, а теперь я собираюсь присоединиться к полку.
– А я месье Видаль из интендантства, – ответил незнакомец. – Я также направляюсь в Пасторес. Буду счастлив отправиться в путь с вами, полковник. Я слышал, что в горах неспокойно.
– Увы, – сказал я. – У меня нет лошади. Но если вы продадите свою, обещаю, что пришлю за вами эскорт гусар.
Но Видаль не хотел ничего слышать. Напрасно хозяин рассказывал ему леденящие кровь истории о злодеяниях Эль-Кучильо, напрасно я говорил о долге, который зовет меня скорее стать в строй. Он даже не стал спорить, лишь громко потребовал стакан вина. Я попытался пригласить его спешиться и выпить со мной, но он, очевидно, заметил нечто в моих глазах и лишь отрицательно покачал головой. А когда я приблизился, намереваясь сдернуть его с коня за ногу, вонзил шпоры в бока лошади и скрылся из виду в клубах пыли.
О Господи! Видеть интенданта, который проворно скачет к своим бочонкам с солониной и флягам с бренди, и помнить о гусарах, которые остались без командира, было достаточно, чтобы свести меня с ума. Я мрачно смотрел вслед, когда кто-то потянул меня за рукав. Оглянувшись, я увидел маленького священника, о котором уже упоминал.
– Только я смогу помочь вам, – сказал он. – Я сам отправляюсь на юг.
Я хлопнул его по плечу. Больная лодыжка подвернулась. Мы чуть было вместе не покатились по земле.
– Доставьте меня в Пасторес, – простонал я, – и получите за это золотые четки.
Я прихватил четки в монастыре Святого духа. Этот эпизод еще раз доказал, что во время компании нельзя пренебрегать трофеями, следует брать все, что попадет под руку. Никогда не угадаешь, что может пригодиться.
– Я возьму вас с собой, – сказал священник на превосходном французском, – не потому, что рассчитываю на награду, а потому, что мой долг – помогать людям. Вот за это я и заслужил такое уважение везде, где побывал.
С этими словами он провел меня по деревне к старому коровнику, где я увидел старый дилижанс{53}, подобный тем, что использовались в начале прошлого столетия для путешествий в отдаленные районы. Три старых мула стояли в упряжке. Ни один из них не был достаточно сильным, чтобы везти человека, но втроем они могли сдвинуть с места дилижанс. Их выпуклые ребра и костлявые конечности придали мне больше радости, чем две сотни породистых лошадей, которых я видел в императорских конюшнях Фонтенбло. Десять минут хозяин мулов возился со сбруей. Он не выказывал особой радости и, по всей видимости, смертельно боялся ужасного Кучильо. Лишь после того, как я пообещал ему все земные богатства, а священник – вечные муки в аду, он взгромоздился на облучок и зажал в кулаках вожжи. Затем выехал из деревни в такой спешке, опасаясь, как бы сумерки не застигли нас в дороге, что я едва успел попрощаться с хорошенькой дочерью хозяина постоялого двора. Сейчас я уже не помню ее имени, но мы рыдали при расставании, и была она настоящей красавицей. Вы должны понять, друзья, что человек вроде меня, который сражался и раздавал поцелуи в четырнадцати королевствах, не станет бросаться комплиментами просто так.
