Сергей Наумов - В двух шагах от «Рая»
Седой не думал, что бочки с горючим расположены далеко в глубине пещеры — немцы не любят делать лишнюю работу. Оставалась, правда, весьма существенная деталь — как выманить рогу СС, охрану склада из той казармы или бункера, где они расположены. Нужен бой. Но сначала — демонстрация всех разведчиков, кроме троих. И нужны маски. Чтобы капитан Рутт не знал, что его, Седого, командира диверсионной группы «Кедр», нет с идущими в ловушку разведчиками. Маски можно сделать из противогазов.
Здесь другая война, думал Седой, здесь не гудят моторы, не рвутся мины и снаряды, здесь не требуется и особой храбрости. Здесь ценится выше всего умение терпеть и ждать, обмануть врага внезапным ходом, переиграть его умом.
И Седой вспомнил распадок на краю долины. Распадок — ловушка, каменный большой мешок с одним выходом. Немцы, конечно, знают о нем, и он в поле их видимости. Если провести группу по краю долины, ее зафиксируют немецкие наблюдатели.
— Что же там, в этой железной коробке, товарищ капитан, — прервал мысли Долгинцова Феникс.
— Там небольшой рубильничек. На всякий пожарный случай. Мало ли что там, внутри… вдруг заело трос, или все угорели от бензиновых паров. Ворота можно открыть и с улицы, только нужно замкнуть цепь. Ясно?
— Ясно… Как к нему подобраться?
— Пулеметом…
— Как это?
— Две очереди всадить в скальную стенку — она тонкая, добраться до коробки. И ее срубить пулями… Замкнуть цепь… И — «Сезам, отворись!».
— Здорово! Только кто же так точно напишет расписочку?
— Щеколда. Только он.
— А дзоты? Они, что же, молчать будут?
— Не будут, Серега, в том-то и дело. После первой же очереди накроют.
— Значит, нужно разбить камень с первой очереди?
— Да. Хорошо бы.
* * *
Седой собрал группу в расщелине на узкой площадке, где приходилось стоять в неудобной позе. Он кратко изложил суть плана. И попросил высказываться. Он надеялся на хороший подсказ. И получил его. Джанич — знаток пещер — взялся отловить десяток крупных летучих мышей.
— Они хорошо называются у Брема — «красный кожан».
— Самые наши мыши, — вставил Присуха, — а я гарантирую взрыватели к минам любого замедления…
— А мины?
— Мины, командир, сделаю я, — сказал Франтишек, — нужно ведь не более трехсот граммов взрывчатки.
— Да, «кожан» больше не потянет… — сказал Джанич.
— Щеколда?
— Спасибо, командир, за доверие. Постараюсь добраться до коробки. Только бы успеть…
Да. От Чиликина зависело все. Если не откроются ворота — вся затея с летучими мышами лопнет как пузырь.
— Знать бы, сколько их там? — вздохнул Гайда.
— Зачем? Сколько ни есть — все наши, — отозвался Арабаджев.
«Человек всегда должен надеяться на лучший исход, — думал Долгинцов. — А его-то и нет. Исход один. Смерть с оружием в руках».
Распадок — ловушка, капкан. Вошел и уже не вышел. Если немецкий комендант не дурак, он поймет всю выгодность своего положения и поднимет солдат по тревоге. Велик будет соблазн уничтожить всю группу одним махом. Наверное, за такое у них дают Железный крест.
«Как же тяжело отправлять людей на смерть, — думал Седой. — Ведь это их последний день, вечер, последнее солнце, самокрутка, рукопожатие. Другого дня не будет. Но ведь этот день приходит рано или поздно, а тебе вдруг выпало сделать для других людей такое великое дело, что все твое существование на земле окупается сразу и на долгие годы. И все равно, как все-таки тяжело посылать людей на неминуемую смерть». О себе за годы войны он привык не думать — смерть всегда ходила с ним рядом. Ему вдруг тепло и хорошо вспомнился Веретенников. Этот парень останется жить. Должен. Он же Феникс. А вообще везучий. Оказывается, есть на войне и такая субстанция — везение. Он вот тоже везучий. Сколько раз приходилось умирать, а живой.
К вечеру Гайда сплел из ивовых прутьев просторный садок. Вернулся из поиска Джанич с Арабаджевым. Они принесли в мешке двенадцать крупных мышей. Мыши отчаянно пищали, и Седой подумал о патрулях, которые иногда появлялись на скалах.
Ночь прошла спокойно. Веретенников доложил об очередном рейсе колонны «бюссингов». У немцев было все в порядке. Они работали.
Следующий день Франтишек и Присуха мастерили мины. Взрыватели должен будет вставить Веретенников в последний момент. Замедленность пять минут. Этого времени должно хватить, чтобы выпустить всех мышей.
Кончался день. Солнце огромным красным шаром медленно падало за вершину горы. Но и потом света его хватило, чтобы высветить лица сидящих кружком людей. Они писали письма. Все, кроме Щеколды и Седого.
Долгинцов отозвал Арабаджева, сунул ему гранату-неразлучницу и тихо сказал:
— Проведи мне людей мимо скального гребешка, Николо…
— Хорошо, Андрюша… Возьми письмо. Останешься живой, передашь моим. Только в руки. Хочу, чтобы ты рассказал сам…
— Если останусь, сделаю, как говоришь.
— Прощай… Помни Севастополь…
Они обнялись.
Солнце совсем спряталось за горой, и лишь призрачный полусвет говорил, что оно еще здесь, в этом краю, в этом полушарии. И в этом полусвете он, напрягая глаза, всматривался в их лица.
Они проходили перед ним строгие, подтянутые и красивые в свой последний час. Их лица были обращены к нему, и он едва уловимым движением головы кивал каждому. Они понимали, что командир захотел проститься с ними по-воински, просто, без рукопожатий и объятий, которые, может быть, даже и оскорбили бы их, уходящих на столь тяжкое и высокое испытание. Ведь никто из них не знал, как будет умирать, знал только, что смерти не миновать.
А Седой чувствовал, как каменеют скулы на лице. Последним шел Присуха. Он улыбнулся капитану, как улыбнулся бы отцу, но улыбка вышла горькой и фальшивой.
Горше всего было прощаться с Присухой, он был неистребимо юн и немного наивен в своем стремлении казаться матерым боевым разведчиком. Он был похож на мальчишку, играющего в войну.
Сзади вздохнул Веретенников. Группа скрылась за гребешком скал.
* * *
Рутт и Хёниш смотрели в бинокли через амбразуру дзота. Целый час они вели наблюдение за долиной. И никого. Никакого движения.
— Вот они, Гельмут. Все десять человек. Взгляни… левее распадка… А черт… их девять. И что это с ними?.. Они в масках.
Что бы это значило? Гельмут, мне нужен десятый. Где он? Такой огромный русский медведь. Что за чертовщина? И все равно мы их возьмем за полчаса. Сотня твоих парней, и конец.
— Я не дам команду оставить «Рай», Зигги…
— Ах да, — иронически обронил Рутт, — ты ведь поклялся фюреру выиграть войну, твердо следуя идиотским распоряжениям твоего высшего начальства. Зачем я ходил к русским? Я их всех сосчитал и разглядел в лицо. У них один пулемет МГ и десять автоматов, тюки со взрывчаткой и решимость взорвать склад. Это они. И они не успокоятся, пока не сделают своего дела. У тебя есть возможность их взять а получить Железный крест, а ты топчешься на месте. Они все здесь, кроме одного. Я не знаю, где он, но что может один? Даже если он медведь.
