Пьер Бенуа - Забытый
— Светлый шатен, не более того, — пошел я на компромисс.
— Блондин! Блондин! — закричала она, топая ногой. — Ах, довольно наконец! Я вижу с некоторым опозданием, что ошиблась. Верните мне ключ!
— Мандан, — умолял я, — я предан вам телом и душой.
— Тогда ты знаешь, что тебе надо делать. Я попробовал выиграть время.
— Я не знаю города, — объяснил я. — А чтобы проникнуть в зал собраний, надо пройти коридорами, переполненным вооруженными людьми.
— Они все пьяны теперь. Баязет тебя проводит. И посторожит у дверей, пока ты заберешь содержимое кассы.
— Ну, а когда драгоценности будут в моих руках, что мы сделаем?
— Мы бежим вместе.
— Куда?
— Ну, разумеется, мы поспешим к армии генерал Франте д'Эспрэ. Но ты прав: я забываю, что ты незнаком с географическими условиями наших мест. Так знай же, что на расстоянии ста пятидесяти километров отсюда проходит граница Мингрельской республики. Мингрелия воюет с Оссиплури. Мы перейдем границу, а там — я отвечаю за все. Через пятнадцать дней мы будем в Париже. Ты закажешь себе смокинг, и мы отправимся на концерт. Я обожаю классическую музыку. А ты? Русский балет, ты понимаешь, надоел мне выше головы.
И она грациозным жестом коснулась своей хорошенькой головки.
У меня голова начинала не на шутку кружиться.
— Мандан, — сказал я, — я обожаю вас.
Я поднялся и застегнул портупею. Я забыл упомянуть, что у меня сабли не отобрали.
Молодая женщина улыбнулась, довольная.
— Вот так! Это лучше. Не уходи пока. Что ты за ребенок! Ты даже не спрашиваешь — где и когда мы встретимся?
— Ах, я уверен, что вы все предусмотрели.
— Ты не ошибаешься. Тебе, однако, надо все знать. Ты уедешь из дворца в автомобиле с Баязетом, моим верным татарином. Баязет управляет автомобилем, как ангел. Он отвезет тебя в зал собраний и проводит туда. Ты сделаешь то, что нужно. Если все пройдет гладко, будет около пяти часов утра. В шесть я буду ждать вас у восточных ворот Мараканды, скрываясь в маленьком кабачке, хозяин которого мне предан. К десяти часам мы будем уже по ту сторону границы, а там Этьен, — нас ждет богатство, любовь, счастье.
— Трижды приятная перспектива! — воскликнул я.
— Как мне нравится в тебе твоя уверенность, мой прекрасный полковник, — сказала она, целуя меня в лоб. — Ах, теперь ты сам видишь, что ты блондин! Посмей, посмей оспаривать это!
— Мандан, — сказал я, — я не встречал до сих пор женщины, в которой такая красота соединялась бы с такой проницательностью.
Мандан была права: татары, охраняющие зал собраний, все поголовно были пьяны, как поляки. Мы с Баязетом шагали через распростертые тела, что-то неясно бормотавшие.
Мы вскоре добрались до зала собраний.
— Вот электрическая лампочка, — сказал мой спутник. — Делайте спокойно свое дело. Я спущусь вниз, чтобы присмотреть за автомобилем. Тут ведь живым манером могут стащить его. С тех пор как собственность аннулирована, в Мараканде развелась пропасть воров. Так не торопитесь же. В нашем автомобиле нет таксомотора.
Невозмутимость этого славного малого вернула и мне мое хладнокровие. А его мне требовалось не мало, потому что предприятие, надо сознаться, было дерзкое. Притом зал собрания в полутьме имел самый зловещий вид.
С ключом в одной руке и электрической лампочкой в другой я направился к кассе. Я скоро убедился, что замок — одной из самых распространенных марок. Тяжелая железная дверь открылась и с глухим стуком ударилась о стену.
Я снял с нескольких полок различные свертки. Тут было одно роскошное издание Dominique, очень известного романа Эжена Фромантена; правила игры в покер; один экземпляр Конституции Республики Оссиплури; проект закона об организации милиции и т. д. Но все это мало интересовало меня. Был момент, когда мне пришло в голову — не жертва ли я мистификации. К счастью, как вы увидите, ничего подобного.
В левом углу кассы стояла коробка, на которой я прочел надпись золотыми буквами: «Игра в лото». Я, разумеется, не стал бы и открывать этой коробки, если бы, толкнув ее, не заметил, что она неестественно тяжела. Я открыл ее и едва Удержался, чтобы не вскрикнуть от радости. В коробке лежала корона Оссиплури. Ярко переливались при свете моей электрической лампочки ее сто десять камней — настоящее чудо красоты.
Я поспешил вернуть на место коробку, экземпляр «Dominique», правила игры в покер и проч. Корона, — вернее, Диадема, — была размеров довольно солидных. Но можно ли Жаловаться на то, что невеста слишком красива? Я завернул бесценную драгоценность в старую газету, валявшуюся на столе, и крадучись вышел из зала собраний.
Длинный коридор перед залом был в эту минуту ярко освещен луной. Неожиданность неприятно поразила меня. Я ускорил шаги. Коридор оканчивался у темной воронки-лестницы. Я уже подходил к ней, а там — стоит спуститься один этаж — и я в автомобиле, и — Мандан, свобода, любовь, богатство…
В этот момент я почувствовал чью-то руку на своей руке.
— Однако, господин полковник! Какой же вы плут! Это был Жерис-хан.
Он вышел на середину коридора, весь освещенный луной. Он преграждал мне путь к лестнице. Я видел, что он бледен, лицо у него осунулось. Он стоял, скрестив руки. Сабля висела у него на поясе.
Он повторил, указывая на сверток, который я держал под левой рукой:
— Вы — отъявленный негодяй! Я попробовал взять его шуткой.
— Мне казалось, — сказал я, — что параграф 2-й и следующие Конституции Оссиплури отменяют собственность. Какая же беда в том, если я воспользуюсь правом индивидуального восстановления справедливости?
— Ага! В довершение всего, он еще издевается надо мной! С этими словами он выхватил саблю из ножен.
Я отскочил в сторону. Но сделал еще попытку воззвать к его рыцарским чувствам.
— Месье, — сказал я, — вы понимаете, что дуэль между нами невозможна…
Он заревел:
— Невозможна! А почему, хотел бы я знать, собачий сын? Я прижал палец к губам.
— Не надо скандала! Не надо, чтобы дама, которую мы оба любим, была непоправимо скомпрометирована таким легкомысленным с нашей стороны поступком.
Лицо у него, только что перед этим иссеро-бледное, приняло зеленоватый оттенок.
— А! — сказал он. — Ты любишь ее. Ну, так я обещаю разделаться с тобой так, что никакого скандала не будет.
Он бросился на меня. Я едва успел отскочить в сторону, опустить на пол корону и выхватить из ножен свою саблю. Жерис-хан разразился страшными ругательствами. Клянусь честью, я думаю, он не рассчитывал, что я вооружен, и хотел просто убить меня.
Тут я должен сделать отступление и сообщить читателю, что хотя я не забияка по натуре, но могу постоять за себя,
