Анатолий Кулемин - На грани апокалипсиса
Кесслер пожал плечами и осторожно кивнул.
– Хочу спросить вас вот о чем… Только из любопытства, поверьте… Где вы так хорошо изучили язык? У вас абсолютно отсутствует германский акцент. Не знай я, что вы немец, я бы принял вас за соотечественника. В крайнем случае – за англичанина, хотя их английский отличается от нашего, американского.
«Молодец. И эта пауза выдержана классически», – подумал Кесслер и, улыбнувшись, ответил:
– Спасибо за столь высокую оценку моего произношения, но на этот вопрос я отвечу следователю. Если он его задаст, конечно. Извините, доктор.
Секунду помолчав, врач поднялся – на сей раз уже окончательно – и направился к двери.
– Доктор, – услышал он тихий голос Кесслера, уже взявшись за ручку, и обернулся. Обер-лейтенант смотрел на него взглядом таким же пристальным и цепким, каким минутами ранее врач сам изучал его зрачки. – Об оберштурмбаннфюрере я говорил только следователю и при этом его имени не называл. Я просто его не знал. – Кесслер улыбнулся. – До свидания, доктор.
Врач молча отвел взгляд и, ни слова не говоря, вышел.
Глава 8
Хелмс (Ричард Хелмс: родился в 1913 году в Сейнт-Девидсе, штат Пенсильвания; перед Второй мировой войной работал корреспондентом в Лондоне и Берлине; во время войны – сотрудник Управления планирования операций военно-морского флота США; в августе 1943 года переведен в Управление стратегических служб (УСС) США – внешнеполитическая разведка; в последние дни войны был направлен в Берлин для руководства разведывательной работой против Советского Союза. С 30 июня 1966 года по 2 февраля 1973 года – директор Центрального разведывательного управления США) сидел, откинувшись на высокую спинку кресла и терпеливо ждал, когда его помощник Пол Сэдлер, занимающийся вопросами изучения возможностей дальнейшего использования германских военнопленных в интересах УСС, закончит знакомиться с только что поступившим текстом декларации о взятии Советским Союзом, США, Англией и Францией верховной власти по управлению Германией на период ее оккупации.
Декларация предусматривала:
– полное разоружение всех германских вооруженных сил, включая сухопутные, воздушные, противовоздушные и военно-морские силы, СС, СА, гестапо и все другие силы или вспомогательные организации, имевшие оружие, с передачей оружия союзникам;
– арест всех главных фашистских лидеров и лиц, подозреваемых в военных преступлениях;
– принятие союзниками таких мер по разоружению и демилитаризации Германии, какие они сочтут необходимыми для будущего мира и безопасности.
Сэдлер дочитал текст до конца, вложил документ в папку и, положив ее на стол Хелмса, устремил вопросительный взгляд на своего шефа. Он, разумеется, понял, для чего Хелмс ознакомил его с этим текстом: выполнение требований декларации не просто не сулило им ничего хорошего, оно осложняло их работу до максимума. А учитывая те варианты, которыми занимался сейчас Сэдлер, привычный ритм и отработанный стиль придется менять. Качества работы такие пируэты не улучшают.
– Этот документ, Пол, в самое ближайшее время будет подписан, – сказал Хелмс, даже не пытаясь скрыть сожаления в голосе. Он взял папку и, подержав ее на весу, убрал в ящик стола. – Пятого июня. В Берлине. – Хелмс поднялся из-за стола и начал расхаживать по кабинету. – Уже решен вопрос об учреждении так называемого Контрольного совета по управлению Германией. В него войдут Жуков, Монтгомери и Делатр де Тассиньи. От нашей страны, разумеется, – генерал армии Эйзенхауэр. Определены и политические советники каждой из сторон. За исключением разве что французской. Там пока есть некоторые неясности. Но это уже деталь. Это несущественно, Пол. Несущественно… – задумчиво закончил Хелмс и вернулся на свое место: расхаживание по кабинету взад-вперед улучшало работу мысли, но создавало неудобства для собеседника. – Русские намерены потребовать в счет репараций демонтажа и передачи им ряда крупных военно-промышленных предприятий в том числе, по некоторым данным, химического концерна «И.Г. Фарбениндустри». Вот это уже существенно. Попаданию германских разработок и технологий в руки русских политики в полной мере воспрепятствовать не смогут, руки у них связаны решениями, достигнутыми на Крымской конференции. Этому помешать, если не в полном объеме, то по возможности максимально, должны мы. А именно такая ставится сейчас перед нами задача. Точнее – одна из задач… – Хелмс усмехнулся и с интересом посмотрел на своего помощника; тот продолжал внимательно слушать и сосредоточенно сверлить взглядом столешницу приставного стола. – Ну и как вам перспективка? Веселая? И это еще не все. Есть сведения, что в ближайшее время и в кратчайшие сроки русские намерены потребовать от нас вывода наших войск из Тюрингии, равно как от англичан – вывода их войск из района Виттенберга. Это тоже существенно. И этому политики воспрепятствовать тоже не смогут, и по тем же причинам. Эйзенхауэр – с санкции президента, разумеется – войска выведет. И англичане свои войска тоже выведут. Затем – и я в этом абсолютно убежден – русские потребуют перевода в свою зону всего того контингента, среди которого работаете вы и ваши люди. Потом очередь дойдет и до немецких военнопленных. Времени у нас с вами не остается, Пол. Нужен хороший весомый результат.
Хелмсу самому не понравились последние фразы. «Хороший весомый результат требует тщательности, а тщательность требует времени, – подумал он. – Нельзя требовать от людей выполнения вещей, взаимоисключающих друг друга, тем более когда они и так стараются, работают, не считаясь с трудностями. На износ. А Пол старается, вон даже круги под глазами от недосыпания».
Сэдлер неопределенно хмыкнул, оторвал взгляд от столешницы и посмотрел на своего шефа:
– Эти заигрывания с русскими еще вылезут нам боком. Причем – всем. И Европе – в первую очередь. Сейчас, когда Германия повержена, фашистский режим разгромлен, претензии на мировое господство приходится ожидать уже от большевистского режима. Это же очевидно. О чем они только думали, когда подписывали соглашения в Ялте? – Сэдлер раздраженно достал пачку сигарет, закурил, щелкнув несколько раз зажигалкой, и только после этого, спохватившись, молчаливо спросил у хозяина кабинета разрешения. Хелмс улыбнулся, качнул головой и подвинул пепельницу поближе к своему помощнику.
– И в Тегеране, и в Крыму, – жадно затянувшись и выпустив к потолку густое облако дыма, раздосадованно продолжил Сэдлер, – Сталин оказался хитрее и нас и англичан. Он не уступил в польском вопросе тогда, не отдаст Германию и сейчас. Он не допустит расчленения Германии на три части. Помяните мое слово, Ричард, Сталин опять окажется хитрее. С помощью Жукова он протащит через Контрольный совет не только вопросы репараций и отвода войск, но и другие, не менее, а может, и более серьезные вопросы. Вместо того чтобы и нам, и Европе – в первую очередь я имею в виду Англию – объединиться и единым фронтом отстаивать свои интересы, мы продолжаем играть с русскими в либерализм. Перспектива… Какая уж тут к черту перспектива… Успеть бы закончить то, что начато, и побыстрее убраться отсюда! У нас с вами, Ричард, долог ум да руки коротки. Мы видим проблему, но сделать ничего не можем. Это плохо, но не смертельно. Куда хуже, когда дело обстоит наоборот. Когда ум оказывается короче рук. И если этот, второй вариант, окажется применимым к нашим политикам, тогда это – страшно.
