Симона Вилар - Поединок соперниц
— К чему было надрывать душу, видеть вас, смотреть на вас и знать, что вы вот-вот уедете. Да простит мне Небо, но я так старалась забыть вас!
Он сжал мою руку и молчал. А я вдруг и в самом деле поверила в то, что говорю, меня начала бить дрожь, слезы так и потекли из глаз.
— Вы уедете, сэр, и я не знаю, увидимся ли мы еще. Но мое сердце разбито и истекает кровью. Я всего лишь женщина и не вольна в своих желаниях. Но где бы вы ни были, я буду думать о вас, буду помнить и молиться. Вы — моя прекрасная мечта, сэр Эдгар…
Его губы дрогнули, но не издали ни звука.
Господи, все это было так трогательно, что я расплакалась навзрыд. Сказала сквозь всхлипывания:
— Я рада, что мы все же встретились перед разлукой. Рада, что вы услышали мое признание.
Он медленно поднес мою руку к губам.
— Я рыцарь Христа, миледи.
— Но вы ведь и мужчина. Прекраснейший мужчина на свете. И вы скоро скинете плащ храмовника, женитесь. Я же буду с тоской думать, кто же она — ваша избранница. И почему она, а не я ждет вас там, в вашем замке в Англии.
Он по-прежнему молчал. Меня это стало раздражать. Я тут изливаю ему свою душу, а он — совершенный холод. Наконец он все же сказал:
— Я не стою вас, принцесса.
— Позвольте мне это решать! Да, я принцесса, но и у дочерей короля есть сердце. О, скажите мне хоть что-нибудь, мой Эдгар! Нравлюсь ли я вам хоть немного?
И тут я заметила, как вспыхнул огонь в его глазах.
— Вы прекрасны, леди Бэртрада. Я часто любовался вами. Но всегда помнил, кто вы — и кто я. Я уважал высокое положение своей дамы и…
Я прижала ладонь к его губам, заставив умолкнуть. И почувствовала, как он поцеловал мою руку. Нежно, так нежно… Мне это было приятно, но я хотела большего. Он держал мою руку в своих ладонях и мягко касался губами кончика каждого пальца. А я растерялась. Я ждала, что он набросится на меня, а я буду вырываться. Но он медлил… Черт бы побрал эту его церемонность!
И тогда я почти приказала:
— Поцелуйте меня!
Рыцарь вздрогнул. Но вот его руки обвились вокруг моей талии, и я подчинилась им, приникла к нему, обняла.
Нет, он не впился в меня, как Гуго Бигод, не рвал мой рот, как Вильям Ипрский, не мял мои губы губами, как Генри Винчестер. Он коснулся их слегка, как дуновение ветра. Но я так и не поняла, как вышло, что мои уста оказались словно в плену, став одним целым с его устами. И недоумевала, что же мне теперь делать, пока не почувствовала требовательный нажим его языка, размыкающий мои губы. Я подчинилась, по-прежнему не зная, как быть дальше. Вырываться? Обнять его? Мой язык, столкнувшись с его, стал мешать, но я не знала, куда его деть. Я не дышала, мне не хватало воздуха.
Я отстранила лицо. Но он обнимал меня, и я почувствовала, как он тяжело и напряженно дышит. А его рука вдруг огладила мое бедро, скользнула по ягодицам и сильнее прижала меня к себе. И я ощутила его возбужденную плоть внизу своего живота. Мне стало стыдно. И это была не борьба, как я ожидала, он брал меня словно с ленцой. Он целовал мою шею, горло у ключицы, а я покорная, замершая стояла в его объятиях, не зная, что делать.
Он словно бы понял это. Отпустил меня, все еще тяжело дыша.
— Простите, миледи. Но у меня так давно не было женщины. Я напугал вас?
Я боялась лишь одного, что он сейчас уйдет. И сама порывисто обняла его.
— Нет, нет, не отпускайте меня! Я хочу это знать, хочу запомнить вас.
Он снова целовал меня, но на этот раз более страстно. А я вцепилась в него и, наверное, мешала ему. Он чуть отстранился, и его рука коснулась моей груди. Почему мужчин так волнует женская грудь? И что я должна делать в этот момент? Его пальцы запутались в моих цепочках, и мне стало даже смешно. Но мой приглушенный смешок, похоже, ему понравился. Я заметила его улыбку. Он одной рукой обхватил мой затылок и, приблизив к себе мое лицо, вновь стал целовать. И я опять не знала, куда девать свой язык. Но тут я услышала шаги за дверью, пение литаний и, испугавшись, что это оттолкнет его от меня, еще сильнее прижалась к нему. Эдгар негромко застонал…
Дверь открылась, и на пороге появился король Генрих со свечой в руках.
Мы не разжали объятий, только глядели на него. На него и тех, кто стоял за ним. Королева Аделиза, Стефан, Мод, мой брат Глочестер, граф-горбун Лестер, канцлер Обри де Вер… Я видела, как менялись их лица. Я этого и ждала, но почему-то ужасно испугалась. И то, как поспешно я вырвалась из объятий Эдгара, выглядело вполне натурально.
Что теперь делать? Либо Эдгар поплатится за содеянное головой, либо будет изгнан, либо я получу его в мужья.
Я, вскинув голову, глядела на короля. Он переводил взгляд с меня на Эдгара и вновь на меня. Его худое лицо было непроницаемым, и лишь по тому, как заметался огонек свечи в его дрожащей руке, я поняла, в каком гневе отец.
— Сэр Обри, — обратился он к канцлеру. — Отведите тамплиера Эдгара в Фалезскую башню. А ты, Бэртрада…
Я давно продумала, как себя вести. Я упала на колени перед отцом, заломив руки.
— О, государь! Будьте великодушны! Мы с сэром Эдгаром любим друг друга и просим обвенчать нас.
Это было сказано, и это слышали все. Теперь скандал не удастся так просто замять. И я сама подсказала отцу, как его избежать.
Эдгар глядел на меня с изумлением. Я же повторила:
— Сделайте меня женой этого рыцаря, отец, и ваша счастливая дочь будет до конца дней благодарить вас.
— Идите к себе, Бэртрада, — сухо сказал Генрих. — А вы, сэр Обри, выполняйте приказание!
* * *Если король и был потрясен случившимся, это еще не было причиной, чтобы отказаться от полуночной службы в память о первенце.
А с наступлением дня старый Фалез шумел, как улей.
Меня навестила Мод.
— Поздравляю, Бэртрада. Лучшего способа положить голову Эдгара под топор вы не могли придумать.
Я еще не совсем проснулась и поэтому довольно резко ответила, что пока Эдгар Армстронг носит звание рыцаря Храма, его участь имеет право решать только Папа Римский. И забавно же мне было видеть, как вытянулось лицо этой дурехи.
Позже моя верная Клара доложила, что утром король имел беседу со Стефаном Мортэном и Робертом Глочестером. Я была довольна. Пока все шло, как я и рассчитывала. Ибо если у отца и было намерение разделаться с Эдгаром, он бы уже отправил его в цепях в Руан. Но недавно он взял заем у тамплиеров, и ему сейчас было невыгодно ссориться с ними. Поэтому вряд ли он пожертвует Эдгаром. Но тут меня стали обуревать другие мысли. Что, если отец разгневается на меня? Что, если заточит в монастырь? Силы небесные — все, что угодно, только не это!
Но я ни за что не желала показать свой страх. Я велела нарядно одеть себя и пошла навестить свою мачеху Аделизу. Я была весела, шутила. Играла с собачками Аделизы, смеялась над ее попугаем. Аделиза так таращилась на меня, что уже одно это могло развеселить меня больше, чем все ее болонки и попугай.
