Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом
Жан де Гральи зарычал от ярости. Подчиненный дорого заплатит за ослушание! Но не мог же он позволить англичанину атаковать в одиночку — тот будет немедленно раздавлен. Нехотя, вынуждаемый к этому обстоятельствами, Жан де Гральи тоже отдал своим людям приказ атаковать. Совсем как при Креси, одна из армий завязала сражение вопреки воле своего полководца. Разница была в том, что на этот раз так поступили не французы, а их противники.
Видя, как над холмом поднимается пыль, дю Геклен не смог сдержать радости. Он приказал войску развернуться, и над берегами Эра пронесся громогласный клич:
— Божья Матерь, Геклен!
Джон Джоуэл и его люди, примчавшиеся первыми, были изрублены в куски. Они-то готовились преследовать бегущих, а тут вдруг обнаружили, что атакуют их самих; ими овладела паника. Джона Джоуэла захватил в плен Оливье де Мони, а Жак Плантен Ослепитель и Роберт Чезнел Рукорез расстались с жизнью.
Франсуа скакал вдогонку беглецам. Уже второй раз в жизни он не кричал в бою «Мой лев!». Сначала это случилось при Берси, когда свой родовой клич он заменил призывом Франции, а теперь здесь — присоединяя свой голос к общему хору:
— Божья Матерь, Геклен!
Он только что выбил из седла какого-то всадника и вдруг вскрикнул — на этот раз от гнева. Протоиерей уходил! Прямо посреди битвы он уводил свой отряд на ту сторону Эра! Так вот, значит, какую роль явился он сыграть в этот майский четверг при Кошреле, — роль предателя! Начался новый поворот на его извилистом пути, ведущем прямиком в ад…
Именно в этот момент в бой вступил капталь со своими англичанами, лучшими солдатами его армии. Их прибытие, совпавшее с предательством Протоиерея, изменило лицо битвы. Войска Карла Злого опомнились, французы начали отступать.
Франсуа заметил капталя и изо всех сил стал пробиваться к нему. Капталь! Убийца Туссена! Никогда больше Провидение не представит лучшего случая отомстить!
Но сейчас это казалось невозможным: французские рыцари отхлынули в беспорядке, увлекая Франсуа за собой. И тут поднялось облако пыли. Но не над холмом, а над соседним лесом. Именно этот момент выбрал дю Геклен, чтобы бросить в атаку свои пять сотен всадников.
Они ударили капталю во фланг, когда тот открылся, считая, что победа уже в его руках. Снова битва изменила лицо. Крики «Святой Георгий! Наварра!» сделались менее уверенными, а клич «Божья Матерь, Геклен!», наоборот, приобрел отзвук торжества.
— Божья Матерь, Геклен!
Франсуа надсаживал глотку, чтобы еще больше разжечь свой пыл. Капталь был здесь, окруженный своей личной гвардией из пятидесяти гасконцев. Не без помощи Оруженосца, все такого же грозного в бою, Франсуа, наконец, пробился к своему врагу.
И сразу же понял, что его задача будет не из легких. Он оказался лицом к лицу с отборными рыцарями, с равными себе, с прошедшими через все битвы и знавшими одни лишь победы. Удар меча достиг шлема Франсуа, другой угодил в грудь. И в том и в другом случае сталь доспехов устояла, но впредь надо быть осторожнее: чтобы убить капталя, необходимо сперва уцелеть самому.
Но Франсуа так и не смог отомстить Жану де Гральи, капталю де Бюшу. Тот увидел, как побежали наваррцы Санчо Лопеса, и понял, что победа досталась французам. Не имея, в отличие от покойного короля Иоанна, никакой охоты к бессмысленному героизму, он решил сдаться ближайшему же всаднику, которым оказался бретонский оруженосец по имени Робер Боден. Ему-то и выпала удача пленить самого капталя. Битва при Кошреле закончилась. Это была победа. Первая за двадцать шесть лет!
В Реймс со счастливой вестью во весь опор помчался гонец. Он прибыл туда 18 мая, в субботу, накануне коронации. И на следующий день, на Троицу, святым миром из святого сосуда, освящая божественным правом земную власть, был помазан король-победитель.
***Карл V торжественно вступил в столицу во вторник 28 мая 1364 года. Но не только его собирался бурно приветствовать парижский люд, высыпавший на улицы. Королей, возвращающихся после коронации, тут и раньше видали. Однако на этот раз находился в королевской свите еще и некий Бертран де Геклен, имевший одну чрезвычайную особенность, можно сказать единственную в своем роде: он выиграл битву! Чего не случалось уже так давно, что людям стало казаться, будто этого никогда больше и не случится. И поэтому они толкались, желая собственными глазами посмотреть, на что похоже это редкое явление, это чудо природы!
Чтобы и Геклен смог получить причитающуюся ему долю рукоплесканий, Карл V отказался от намерения ехать с ним рядом: иначе толпа наградила бы их общими почестями. Поэтому король разделил процессию надвое. Сам он ехал впереди с королевой, принцами крови и своим двором, а вторую группу составили дю Геклен и его солдаты.
Молодой король уже принял горячие приветствия, а толпа все ждала… Было известно, каков герб дю Геклена: черный двуглавый орел с красными когтями и гребнем на серебряном поле; ошибиться невозможно. Немного погодя появился и сам Геклен во главе своих людей, и… его встретила тишина.
Тишина удивленная и даже раздраженная. Так это, значит, и есть чудо-победитель? Вот этот чернявый коротышка с курчавыми волосами и безобразной рожей? Этот уродец на грязной лошади и есть их герой?
В свою очередь и дю Геклен, смертельно оскорбленный таким приемом, обводил толпу нехорошим взглядом и сжимался еще больше, так что казался совсем карликом.
И тут что-то произошло. Люди получше всмотрелись в того, кто проезжал перед ними. И увидели его короткие большие руки, покрытые мозолями и ссадинами, потому что часто держали оружие… Увидели его доспехи, все помятые, потому что получали много ударов… Рассмотрели его облупившийся щит, иссеченный стрелами и мечами… Встретили глазами его глаза, обведенные кругами от бессонницы… И люди поняли.
Все эти маленькие люди, собравшиеся здесь, поняли, что дю Геклен — один из них. Он был как кузнец, как башмачник, как ткач — человек, привычный к тяжелой и честной работе. Просто его ремеслом была война, а орудиями — меч и секира. У него были мозолистые корявые руки, как у крестьян, пашущих землю и обмолачивающих хлеб, как у бурлаков, тянущих баржи канатами, как у женщин, что прядут, шьют и стирают. Он — такой же, как они!..
Тот, кто выиграл битву, не походил на прочих! На всех этих рыцарей, которые отправлялись на войну, как на турнир, с шелковыми лентами и страусовыми перьями на шлемах, заботясь лишь о собственной славе да о прекрасных глазах своей дамы. А этот — дрался, чтобы защитить их и спасти. Не ради себя самого, а ради них!
В этот момент чей-то голос послышался из толпы. Дерзкий голосок парижского мальчишки: