Уилбур Смит - Ярость
– В конце концов, шахта становится флагманом компании вместо старой шахты Х’ани. А я хочу, чтобы ты был в центре событий.
Он увидел за стеклами очков Гарри довольное выражение.
– Здорово! С нетерпением жду настоящей работы, после того как столько лет корпел над книгами.
В столовую, задыхаясь, влетел Майкл.
– Слава Богу, папа, я боялся, что упущу тебя.
– Садись, Майки, – остановил его Шаса. – Жила лопнет. Позавтракай.
– Сегодня я не хочу есть. – Майкл сел против отца. – Мне нужно поговорить с тобой.
– Что ж, валяй, – предложил Шаса.
– Не здесь, – возразил Майкл. – Я надеялся, что мы сможем поговорить в оружейной.
Все трое сразу посерьезнели. Оружейную использовали только в самых трудных обстоятельствах, и к просьбе поговорить там следовало отнестись серьезно.
Шаса взглянул на часы.
– Майки, Гарольд Макмиллан обращается к обеим палатам…
– Знаю, папа, но это не займет много времени. Пожалуйста, сэр!
То, что Майкл называл его «сэр», подчеркивало серьезность ситуации, но Шасе не понравился такой сознательный расчет времени.
Когда Майкл хотел поднять спорный вопрос, он делал это так, чтобы не оставить Шасе времени на возражения. Парень хитер, в мать. Он и без того – духовно и физически – бесспорно, ее ребенок.
– Десять минут, – неохотно согласился Шаса. – Извини, пожалуйста, Гарри.
Шаса первым прошел по коридору и запер за ними обоими дверь.
– Ну хорошо. – Он занял свое обычное место перед камином. – В чем дело, мой мальчик?
– Я нашел работу, папа.
Майкл снова начал задыхаться.
– Работа. Да, я знаю, твоими услугами иногда пользуются в «Мейл». Мне понравились твои репортажи о поло – ты сам их мне читал. Очень хорошо, – улыбнулся Шаса, – все пять опубликованных строк.
– Нет, сэр, это постоянная работа. Я говорил с издателем «Мейл», и мне предложили работу ученика репортера. Приступаю с первого числа следующего месяца.
Шаса перестал улыбаться и нахмурился.
– Черт побери, Майки. Ты не можешь говорить серьезно – как же твое образование? Тебе еще два года учиться в университете.
– Я серьезно, сэр. Буду учиться заочно.
– Нет, – повысил голос Шаса. – Нет, я запрещаю. Я не позволю тебе бросить университет, пока не получишь диплом.
– Прошу прощения, сэр. Но я уже принял решение. – Майкл был бледен и дрожал, упрямое выражение его лица взбесило Шасу больше слов, но он сохранил самообладание.
– Ты знаешь правила, – сказал Шаса. – Я вам всем ясно их объяснил. Если вы поступаете по-моему, моей поддержке и помощи нет границ. Но если вы идете своим путем, тогда вы действуете на свой страх и риск… – он глубоко вдохнул и произнес, подавляя боль: – …как Шон.
Боже, как он соскучился по старшему сыну!
– Да, сэр, – кивнул Майкл. – Я знаю правила.
– И что?
– Я должен, сэр. Я хочу этого больше всего на свете. Научиться писать. Я не хочу идти против тебя, папа, но должен.
– Это все твоя мать, – холодно сказал Шаса. – Она вбила это тебе в голову, – обвиняя, сказал он. Майкл застенчиво посмотрел на него.
– Мама знает, – признался он, – но решение исключительно мое, сэр.
– Ты понимаешь, что лишишься моей поддержки? Как только ты покинешь этот дом, не получишь больше ни пенни. Тебе придется жить на жалованье ученика репортера.
– Понимаю, сэр, – кивнул Майкл.
– Хорошо, Майкл. Можешь идти, – сказал он, и Майкл ошеломленно посмотрел на него.
– Это все, сэр?
– Если только у тебя нет других заявлений.
– Нет, сэр. – Майкл ссутулился. – Кроме того, что я очень люблю тебя, папа, и высоко ценю все, что ты для меня сделал.
– У тебя очень странный способ демонстрировать свою благодарность, – сказал Шаса, – позволь тебе сказать.
И он пошел к двери.
Шаса уже проехал в «ягуаре» по шоссе половину дороги от университета до «Грот-Шура», прежде чем достаточно опомнился от измены, предательства Майкла – ибо именно так он рассматривал поведение сына. Но теперь он неожиданно вновь задумался о газетах. На людях он всегда пренебрежительно отзывался о странном самоубийственном стремлении, которое неожиданно охватывало многих преуспевающих людей средних лет, – стремлении владеть собственной газетой. Очень трудно получить от газеты прибыль, но в глубине души Шасе хотелось и самому испробовать эту забаву богачей.
– Прибыли немного, – размышлял он вслух, – зато власть! Возможность влиять на умы!
В Южной Африке вся англоязычная пресса была истерически антиправительственной, а пресса на африкаансе – покорной и льстивой рабыней Националистической партии. Мыслящий человек не мог верить ни той, ни другой.
«Что если бы существовала англоязычная газета, адресованная деловому сообществу? – думал он, как не раз раньше. – Что если я куплю одну из мелких газет и начну поднимать ее? Получив дивиденды от шахты «Серебряная река», мы будем сидеть на горе денег. – Он неожиданно улыбнулся. – Должно быть, старею, но по крайней мере я смогу гарантировать работу своему ушедшему в журналистику сыну! – Мысль о Майкле, издателе большой влиятельной газеты, казалась тем привлекательнее, чем больше он об этом думал. – Все равно я бы хотел, чтобы парень сначала получил образование, – ворчал он, но к тому времени как остановил «ягуар» на стоянке для машин членов правительства, уже почти простил предательство сына. – Конечно, я буду давать ему приличное содержание, – решил он. – А пригрозил просто для острастки».
Поднимаясь по лестнице, Шаса ощутил возбуждение, охватившее парламент. Вестибюль заполняли сенаторы и члены парламента. Группы мужчин в темных костюмах собирались, рассеивались и снова собирались: сложная игра политических противотечений зачаровывала Шасу. Находясь внутри, он мог оценивать значение того, кто разговаривает, с кем и почему.
Ему потребовалось почти двадцать минут, чтобы добраться до лестницы: как одно из главных действующих лиц его неуклонно вовлекали в тонкую игру власти и влияния. Наконец ему удалось освободиться и за несколько минут добраться до своего кабинета.
Его в волнении ждала Триша.
– О, мистер Кортни, все вас ищут. Звонил лорд Литтлтон, а секретарь премьер-министра оставил сообщение.
Идя за ним в кабинет, она читала по своему блокноту.
– Постарайтесь сначала связать меня с секретарем премьер-министра, потом с лордом Литтлтоном.
Шаса сел за письменный стол и нахмурился, заметив на письменном приборе несколько белых крошек. Он раздраженно смахнул их и хотел попросить Тришу поговорить с уборщиками, но она еще читала по блокноту, а у него оставалось меньше часа, чтобы до начала заседания разобраться с главными проблемами из ее списка.
