Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор
Маркграф в бою не участвовал. Его конь стоял у края обрыва и пощипывал травку — похоже, его, как и хозяина, уже ничто не беспокоило. Маркграф помолился Господу Богу, поглядел на жаркое солнце, на синюю речку внизу и с сожалением подумал, что всему, оказывается, приходит конец. Вспоминая свою жизнь, маркграф мог ограничиться следующими словами: ел, пил, спал с женой, с другими женщинами, с мальчиками, порол слуг, убивал, убивал, убивал… Кроме этого, вспоминать было нечего. И у маркграфа стало так тоскливо на душе, что он дернул повод и с воплем направил коня вниз, на валуны…
МАРТА ВОЗВРАЩАЕТСЯ К ОТЦУ
Отдохнем пока от ратных дел и вновь поднимемся на гору, где в разбойничьей землянке, нежно прижавшись друг к другу, спят безмятежным сном праведников грешные плотью, но чистые душой Рене и Марта.
…Марта проснулась первая. Тело ее, хорошо отдохнувшее, ощущало свою молодость и силу. Рене спал, уткнувшись своим мальчишечьим личиком в ее большую грудь, все еще хранившую на себе синяки и кровоподтеки. Его рука во сне обвилась вокруг ее пышной талии и приятно согревала ей спину, а она — тоже, видимо, во сне — положила под его щеку свою мягкую руку. Другая ее рука спустилась вниз под покрывало. На ладони этой руки лежала нежная и теплая плоть юноши… Но Марта не шевелила рукой и не напоминала о своем существовании. Она наслаждалась покоем и предвкушением счастья, которое, как ни странно, зачастую бывает радостнее, чем само счастье…
Плоть, лежавшая на ее руке, стала медленно твердеть и увеличиваться. Рене пошевелился, открыл глаза и, увидев ее лицо рядом со своим, прикоснулся губами к ее тугой, обширной груди. Он потерся об нее носом, потом щекой, лизнул сосок. Она усмехнулась и прижала его лицо к своей груди, прижала страстно, порывисто…
— Обними меня, — попросила она, — покрепче…
Марта перекатилась на спину, юноша скользнул руками по ее гладким горячим бокам, прижимаясь влажной кожей к мягкому телу и обжигая свою подругу прикосновениями напряженной мужской плоти, принялся ласкать ее. Покрывавшая их шкура сползла, и Марта отпихнула ее ногами.
— Давай, давай скорее, — шептала она, бесстыдно улыбаясь, — иди ко мне, залезай промеж ножек… Скорей же, мой тепленький, скорее, сладенький… В ножки ко мне, в ножки… Вот так, родненький, вот так… Ну вот… Пошел, пошел милый… Тепло ему там, сладко… Еще глубже… Ходи, ходи, гладенький мой…
— Ты так смешно говоришь! — усмехнулся Рене, обнимая ее раненой рукой.
— Не болит уже? — спросила Марта.
— Ни чуточки! Это ты вылечила…
— Любовью, любовью, милочек… Любовью все лечится!
— А я ночью все боялся, что проснусь и тебя не увижу…
— И мне казалось, что это сон… Может, и правда сон?
— Нет, сейчас уже не сон, любимая моя, не сон…
— Ох, хорошо уже от этого… Жарко-то тут как! Ой, с ума сойду!
— От жары, что ли?
— От любви, дурачишко ты мой, от любви!
И тело Марты стало извиваться, колыхаться… Затем забилось, словно в судорогах… И наконец расслабилось…
— Рене! — позвала она. — Я жива?
— Конечно, моя толстушечка, конечно…
— А хочешь, я перевернусь? — спросила Марта. — Хочешь, я покажу тебе все, что умею?
— Хочу, — прошептал Рене, целуя ее в полузакрытые глаза…
Они разомкнули объятия, но Марта не отпустила его от себя. Удерживая Рене ногами, она сказала:
— Приподнимись и загляни, погляди, как входит…
Рене уперся ладонями в шкуру и посмотрел туда, где соединялись воедино их тела. Марта приподняла ноги и подтянула к груди разведенные в стороны колени. Влагалище ее вместе с введенным в него членом было доступно для обозрения. Рене разглядывал это чудо целую минуту. Он уже видел его накануне, но еще ни разу не видел, как выглядят соединенные вместе половые органы мужчины и женщины.
— Нагляделся? — со смехом спросила Марта. — Интересно?! Ну, будет!.. — Она легонько оттолкнула его, и он отлепился от нее, встав на колени и безо всякого стеснения демонстрируя ей свою плоть. Между тем Марта перевернулась на живот и опять раздвинула ноги…
— Вот давай-ка теперь так попробуем, — обернувшись через плечо, пробормотала она. — Ну, чего же ты?
— Не буду! — сказал Рене. — Я сам так лежал…
— Господи! — воскликнула Марта. — Да ведь то ты, а то я! Это мужику стыдно, а бабе в самый раз! Не в задницу же я тебе предлагаю…
— А куда же? — удивился Рене.
— Ну… — Марта поперхнулась смехом. — Ну и младенец же ты… Только что совал, а уж забыл куда!
— А разве достанет? — недоверчиво спросил Рене.
— Достанет. Залезай да тычь!
Рене улегся животом на широкий и пышный, как перина, зад Марты. На этом заду, нежном и прохладном, лежать было удивительно приятно. Рене, зажмурившись от удовольствия, просунул член между ягодиц Марты и тотчас же услышал ее легкий вздох.
— Тебе больно?
— Нет, нет, — усмехнулась Марта.
Рене обвил ее руками, подложил ей под груди обе ладони и рванулся вперед…
— Молодец! — похвалила Марта. — Все хорошо, только вот засадил-то ты не в ту дыру…
— Ладно! — К ее удивлению, Рене не расстроился. — В обе дырки, значит, попробовал…
— Ну, попробовал так попробовал, — отозвалась Марта. — Иди помой свою штуковину, а потом я тебе и третью покажу…
— Ты уже все? — спросила Марта. Измученный Рене лишь рукой махнул и захрапел тотчас.
— Вот так заездила! — захохотала Марта.
Разгоряченные тела их ощутили наконец вечернюю прохладу. Пришлось снова накрываться шкурой. Но спать Марте не хотелось. Полежав с полчасика возле спящего Рене, она выбралась из-под шкуры, надела платье и вышла на поляну. Солнце уже уходило за холмы — мохнатые темно-зеленые выпуклости, испещренные проплешинами таких же полян. От трупов, валявшихся вблизи землянки, исходил приторный запах тления. «Господи, — подумала Марта, — неужто это я грешила, при покойниках-то?! Зарыть бы…» Преодолевая отвращение, она подобрала чей-то меч и принялась рыть могилу…
Вчера спьяну, а потом в пылу любви Марта и не вспоминала о покойниках. Теперь же, после погребения, соседство с могилой стало пугать ее. «Без отпевания похоронены! — размышляла она. — Души-то, поди, грешные, не успокоятся! Такие души и сатане по нраву, не явился бы он сюда!» В конце концов она настолько запугала себя этими мыслями, что уже не могла оставаться в землянке. «Бежать отсюда, бежать как можно скорее», — стучало у нее в висках. Натянув штаны Мишеля и кольчугу Рене, нацепив на себя меч юноши, она стала увязывать и упаковывать все, что казалось ей необходимым: убогую разбойничью утварь, оружие, награбленное разбойниками золотишко, шкуры, тряпье… Все это Марта увязала в тюки и завернула в шкуры, затем навьючила на лошадей. Напоследок она завернула в шкуры сонного Рене и привязала его к седлу одной из лошадей. Перекрестившись, Марта уселась на лошадь Мишеля и потянула за собой весь караван — поводья каждой из лошадей были привязаны к седлу впереди идущей. Что же касается Рене, то он так крепко спал, что даже не заметил, как его завернули в шкуры и положили поперек седла.
