Хуан Гомес-Хурадо - Легенда о воре
- Я понимаю ваше предубеждение в отношении меня, дон Мигель, - сказал Гильермо, отодвигая тарелку, в которой остался лишь рыбий хребет. - Но от всего сердца уверяю вас, что меня совершенно не заботят споры между нашими королями. Англичане или испанцы, хозяева или слуги... жизнь - это лишь театр, друг мой.
Комиссар захлопал глазами, удивившись, что англичанин начал с подобной мысли, но тут же понял, какого рода человек сидит напротив. Оба разделяли то, чем обладают лишь немногие: способность заглянуть внутрь, разглядеть спрятанную под видимой формой сущность.
- Так значит, вы поэт, дон Гильермо. Или вы будете утверждать, что так запачкались при написании деловых писем? - спросил Мигель, указывая на чернильные пятна на манжетах англичанина.
- Да, вы правы. Признаюсь, - он приподнял один из рукавов, уже не стесняясь своей бедности. - Из этой материи и сотканы наши грёзы.
Когда Санчо переводил последнюю фразу англичанина, он не смог сдержать язвительной усмешки.
- Не соглашусь с нашим гостем, комиссар. Единственная материя грёз - вот это, - заявил юноша, тряхнув кошельком на поясе, чтобы зазвенели монеты.
- А я не согласен с вами обоими. Материя наших грёз - это надежда, без нее мы бессильны.
- Надежда? - переспросил Гильермо. - Надежда на что?
- На свободу, - хором откликнулись Санчо и Мигель.
Гильермо покачал головой.
- Людям нравятся стены. Жить запертыми внутри удобных предрассудков. Бог, король и родина. Они готовы убить, лишь бы им не указали на ошибки.
Воцарилось неловкое молчание, наполненное неприятной и трезвой ясностью. Мгновение все трое не знали, что сказать. Двое были врагами, потому что так решили их короли и епископы. Третий был вором, беглым каторжником, человеком, поправшим все законы.
- Не стоит это обсуждать, - прервал тишину Мигель, поднимая брови. - В конце концов, мы всего лишь люди, столь же эфемерные как пуканье монашки.
Гильермо громко расхохотался.
- Что вас так развеселило? - поинтересовался комиссар.
- Ничего особенного, друг мой Мигель. Просто вы, очевидно, никогда не бывали в монастыре. Иначе бы вы знали, что пуканье монашки можно назвать каким угодно, только не эфемерным.
Тут расхохотались все, и в это мгновение эти такие разные мужчины стали друзьями. Разговор продлился до самой зари. Санчо, изнуренный после долгого дня, растянулся на скамье и уснул.
Мигель махнул рукой в сторону плаща, которым укрылся юноша, оттуда доносилось тихое похрапывание.
- Вы ведь познакомились, когда он был еще мальчишкой, да, дон Гильермо? Как это произошло?
Англичанин, на сей раз помогая себе жестами и на латыни, которой оба немного владели, смог объясниться.
- Хороший парень, с добрым сердцем. Но с плохой судьбой.
Комиссар кивнул, словно услышав старую песню, слова которой помнил наизусть.
- Я спрашиваю себя, как же он превратился в вора.
- Боюсь, что в этом частично виноват я, - ответил Гильермо, неловко заерзав.
Он рассказал о том, что случилось в тот день, когда он выпил дорогое вино и Кастро избил Санчо. Как он его лечил и рассказывал истории, пока тот лежал. И как легенда о Робине Гуде глубоко повлияла на мальчика.
- Полагаю, что хорошая история может изменить и более безмятежного человека, - сказал англичанин, осушив кувшин и с недовольным видом поставив его на стол. Разносчики трактира уже давно пошли спать. Сегодня он больше вина не получит.
Когда он снова повернулся к комиссару, то заметил, что тот уставился в стену и его мысли находятся где-то очень далеко. Он что-то бормотал сквозь зубы, Гильермо не мог разобрать. Он понял лишь слово "мельницы", которое для него ничего не значило.
- Это не вы превратили его в вора, - произнес через некоторое время Мигель. - Он носил это в себе, сам того не осознавая.
- Боюсь, однако, что я послужил причиной, которая это разбудила. И заставила его мстить. Месть - самая низменная и бессмысленная из страстей.
Мигель улыбнулся.
- Месть. Любопытно, дон Гильермо, как раз недавно я услышал трагическую истории датского принца, который жил четыре столетия назад...
LXV
Туман висел над рекой; его седые пряди наползали на берег, окутывая Ареналь. Корабли, качаемые приливом, казались погруженными в море облаков. На краю пирса стояли два человека, поеживаясь от холода и сырости.
- Уже пробило два, - сказал Гильермо. - И по-прежнему ни души.
Санчо плотнее закутался в плащ. Они ждали уже больше часа, и нервы его были на пределе от страха и напряжения.
- Придет, не беспокойтесь. Можете не сомневаться, что всё это время он дожидался в какой-нибудь таверне поблизости, пока Гроот со своими головорезами рыскали вокруг, дабы убедиться, что это не ловушка.
Англичанин потопал ногами по дощатому настилу пирса, и у Санчо защемило сердце. Ему вспомнился тот далекий день накануне гибели Бартоло, когда они с карликом, стоя в ожидании у дверей дома Мальфини, так же топали ногами, стараясь согреться. Два дня спустя Бартоло был мертв, а сам он сидел в тюрьме, дожидаясь отправки на галеры.
"Надеюсь, что сейчас эта история закончится лучше, чем в тот раз", - подумал молодой человек, подышав на руки, чтобы отогнать как холод, так и дурные предчувствия.
Туман впереди окрасился в оранжевый свет, а затем из него вынырнули четыре призрачные фигуры, пробиравшиеся вдоль пирса. Впереди шел Гроот, в его поднятой руке качался фонарь. Лица их были закрыты плащами, но молодой человек сразу узнал хромающую походку Варгаса и тучную фигуру Мальфини. Последний из четверых был ему незнаком.
- А что если они узнают, кто вы такой? - спросил Гильермо испуганным шепотом.
- Вот это будет совсем нехорошо. Тихо, они уже здесь.
Гроот остановился в нескольких шагах от них. Варгас стоял с ним рядом, грозно глядя на Гильермо.
- Вы опоздали, - заметил англичанин, стараясь взять себя в руки. Однако Санчо, стоявший чуть позади, заметил, что рука Гильермо слегка дрожит.
Купец притворился, будто не услышал замечания.
- И кто же ваш спутник? - спросил он.
- Всего лишь телохранитель. Вы же не рассчитывали, что я буду ждать вас в такой дыре, да еще и впотьмах, совершенно один?
Гроот приблизил фонарь, осветив лицо Санчо. Тот даже не попытался отвернуться, лишь зажмурил глаза, ослепленный ярким светом. С минуту Варгас изучал его лицо. Минута показалась Санчо вечностью.
- Вы принесли оплату?
Молодой человек облегченно вздохнул. Лицо его было покрыто особым составом, имитирующим старые шрамы, а большие усы, приклеенные с помощью рыбьего клея, делали его совершенно неузнаваемым. Уроки Бартоло сослужили ему хорошую службу - по крайней мере, ночью. Санчо крепче стиснул рукоять шпаги. Он был готов к тому, что может случиться в любую минуту, и понимал, что помощи ждать не приходится.
