Вальтер Скотт - Антикварий
— Тревога? — переспросил Эди. — Я думаю — тревога, если мэр приказал немедленно зажечь на Хелкит-хеде огонь (это надо было сделать на полгода раньше), а сторожить этот маяк городской совет назначил не кого-нибудь, а самого старика Кексона. Одни говорят, что этим хотели уважить капитана Тэфрила, который почти наверно женится на Дженни Кексон, другие считают, что хотели угодить вашей милости и Монкбарнсу, как вы носите парики, а еще иные вспоминают старую историю про судью, который заказал парик, а потом так и не заплатил за него. Так или иначе, а Кексон уже сидит на верхушке утеса, как баклан, чтобы кричать в непогоду.
— Клянусь честью, отличный страж! — сказал Монкбарнс. — А что тем временем будет с моим париком?
— Я точь-в-точь это же спросил у Кексона, — ответил Охилтри, — и он сказал, что может заглядывать к вам каждое утро и подправлять его перед тем, как лечь спать, потому что днем при маяке будет другой человек. Кексон говорит, что может завивать ваш парик и наяву и во сне.
Это сообщение направило разговор по иному пути. Все заговорили о защите страны и о долге, обязывающем человека сражаться за ту землю, на которой он живет. Наконец пришло время расстаться. Антикварий и его племянник зашагали домой, обменявшись с обитателями Нокуиннока самыми теплыми словами взаимного уважения и сговорившись в самом скором времени встретиться снова.
ГЛАВА XLIV
Она меня не любит, ну так что ж?
Бледнеть мне, видя, как она цветет?
Вздыхать, когда другим дарит улыбки?
Ну нет, я дорожу своим покоем!
Он не перо на шляпе у девицы,
Чтоб колебаться от кивков небрежных.
— Гектор, — обратился к нему дядя, когда они шли домой, — я иногда склонен подозревать, что ты в одном отношении глуп.
— Если вы считаете меня глупым лишь в одном отношении, сэр, вы, безусловно, оказываете мне большую честь, чем я ожидаю или заслуживаю.
— Я хочу сказать — в одном отношении par excellence[542], — ответил антикварий. — Мне иногда казалось, что ты поглядываешь на мисс Уордор.
— Да, сэр? — невозмутимо произнес Мак-Интайр.
— Да, сэр! — повторил за ним дядя. — Этот чертов малый отвечает так, словно нет ничего разумнее на свете, как ему, армейскому капитану без гроша за душой, жениться на дочери баронета.
— Я полагаю, сэр, — ответил молодой горец, — для мисс Уордор в этом не было бы ничего унизительного с точки зрения древности рода.
— О, боже упаси нас касаться этой темы! Нет, нет, вы оба равны, оба — на вершинах знатности и вправе смотреть свысока на всякого roturier[543] в Шотландии.
— А с точки зрения состояния, мы тоже равны, так как ни у кого из нас его нет. Может, я ошибаюсь, но только я не могу упрекнуть себя в самонадеянности.
— Вот в этом-то и есть ошибка, — возразил дядя. — Она не захочет пойти за тебя, Гектор!
— В самом деле, сэр?
— Сущая правда, Гектор. А для вящего подтверждения должен сообщить тебе, что она любит другого. Она однажды неверно поняла несколько слов, с которыми я к ней обратился, и впоследствии мне удалось разгадать, какой смысл она в них вкладывала. Раньше я не мог понять, почему она медлит и краснеет. Но теперь, мой бедный Гектор, я знаю, что это был смертный приговор твоим надеждам и притязаниям. Поэтому советую тебе трубить отступление и, по возможности в порядке оттянуть свои силы, ибо гарнизон форта слишком силен, чтобы тебе идти на приступ.
— Мне нет надобности трубить отступление, дядя, — сказал Гектор, гордо выпрямившись и шествуя с оскорбленным и торжественным видом. — Незачем отступать тому, кто и не наступал. В Шотландии найдутся женщины, кроме мисс Уордор, из такой же хорошей семьи…
— И с лучшим вкусом, — подхватил дядя. — Несомненно, такие найдутся, Гектор. И хотя она принадлежит к самым благовоспитанным и разумным девушкам, каких я встречал, я сомневаюсь, способен ли ты оценить ее достоинства. Тебе нужно другое. Крупная фигура, над головой крест-накрест два пера, одно — зеленое, другое — синее, амазонка — цвета, присвоенного полку. Сегодня она правит кабриолетом, а завтра делает смотр полку, проезжая рысью на сером пони, который накануне тащил экипажик, — hoc erat in votis[544]. Вот какие качества могли бы покорить тебя, особенно если бы леди питала склонность к естественной истории и предпочитала некую разновидность phoca.
— Не жестоко ли, сэр, — сказал Гектор, — при всяком удобном случае тыкать мне в нос этим проклятым тюленем? Но мне это все равно, и мое сердце не разобьется из-за мисс Уордор. Она свободна выбирать, кого хочет, и я желаю ей всяческого счастья.
— Великодушное решение, о столп Трои[545]! А я, Гектор, опасался сцены. Твоя сестра говорила мне, что ты отчаянно влюблен в мисс Уордор.
— Сэр, — ответил молодой человек, — не хотите же вы, чтобы я был отчаянно влюблен в девушку, которой я безразличен?
— Ну что ж, племянник, — уже более серьезно проговорил антикварий, — в том, что ты говоришь, конечно, есть свой смысл. И я многое дал бы за то, чтобы лет двадцать — двадцать пять назад мог рассуждать так, как ты.
— Мне думается, в таких вопросах каждый может рассуждать как хочет, — сказал Гектор.
— Люди старой школы смотрели на это иначе, — возразил Олдбок. — Но, как я уже говорил, современный образ действий представляется более благоразумным, хотя и не более интересным. А теперь скажи мне, как ты смотришь на возможность вторжения, которая сейчас так всех волнует? Люди все еще кричат: «Они идут!»
Гектор, глубоко униженный, но всячески старавшийся скрыть это от своего насмешливого дядюшки, охотно поддержал разговор, который мог отвлечь мысли антиквария от мисс Уордор и тюленя. А когда они достигли Монкбарнса, им пришлось рассказывать дамам о событиях в замке и, в свою очередь, выслушивать сообщения о том, как долго дамы ждали с обедом, прежде чем решили сесть за стол без антиквария. И за этими разговорами обе вышеупомянутые деликатные темы были забыты.
На следующее утро антикварий встал рано и, так как Кексон еще не появлялся, сразу почувствовал, что ему не хватает мелких новостей и слухов, о которых неизменно докладывал бывший парикмахер. Болтовня Кексона стала не менее необходимой антикварию, чем понюшка табаку, хотя оба эти удовольствия он ценил, или только делал вид, что ценит, не больше, чем они того заслуживают. Ощущение пустоты, обычно сопровождающее подобные лишения, было устранено Охилтри, который прохаживался вдоль изгороди из подстриженных тисов и падубов, по-видимому, чувствуя себя вполне как дома. И в самом деле, за последнее время все так к нему привыкли, что даже Юнона не лаяла на него и лишь следила за ним строгим и бдительным оком. Антикварий в халате вышел из дома, и нищий сейчас же приветствовал его.
