Пьер Понсон дю Террайль - Король-сердцеед
— Кто же доставил вас туда?
— Слуги герцогини, по ее приказанию!
— Вы лжете! Почему ей пришло в голову…
— Почему? Но это очень просто! Накануне я имел счастье провести там с вечера до утра несколько восхитительных часов… Знаете ли, когда человек молод, хорошо сложен и не урод с лица, то понравиться женщине вовсе не такая уж хитрая история!
— Это слишком! — крикнул Арнембург, задыхаясь от ревнивого бешенства. — Вы лжец!
Он обнажил шпагу, Лагир последовал его примеру и произнес:
— Ну что же, здесь так здесь! Фонарь светит премило, и я, по крайней мере, убью вас при полном освещении! Ну, а пока мы занимаемся фехтованием, не хотите ли, чтобы я для развлеченья рассказал вам о всех приятностях, испытанных мною в беленьком домике?
Эта фраза вырвала у Арнембурга крик неизъяснимого бешенства.
— Ты лжешь! — крикнул он, отчаянно наступая на Лагира. — Ты лжешь! Негодяй! Негодяй!
— Ну конечно, — ответил Лагир, искусно парируя бешеные удары люксембуржца, — я понимаю, что вам трудно поверить в это! Недаром же герцогиня так заботливо приказывала пажу Амори не рассказывать о происшедшем между нами вам и вашим товарищам!
— Ты лжешь, негодяй!
— Ну еще бы! Конечно! Наша белокурая, стройная герцогиня способна втереть очки всем святым, а не то что такому влюбленному дураку, как вы!
Арнембург с рычанием сделал страшный выпад, но Лагир, бывший настороже, успел отскочить в сторону и избежать страшного удара.
— Несчастная любовь плохо действует на вас! — насмешливо заметил он.
Новое рычание бешенства было ему ответом. В этот момент на противоположном углу улицы послышались шум и звук размеренных шагов.
— Черт возьми! — сказал гасконец, — это идет обход, который напомнит нам о существовании закона Карла IX, запретившего дуэли!
— Наплевать мне на законы и на самого короля! — рявкнул люксембуржец, ослепленный дикой яростью.
— Ну что же, ваше дело! — ответил Лагир. — Я хотел предоставить вам хоть этот шанс к спасению, но раз вы не хотите… — И он сделал выпад.
Арнембург покачнулся, вскрикнул, выпустил из рук шпагу и схватился за стену, чтобы не упасть.
— Квиты! — сказал Лагир пускаясь наутек.
А тем временем, пока все это происходило на улице Ренар-Сен- Савер, в нескольких шагах отсюда сидели в кабачке три поклонника герцогини Анны — граф Эрих де Кревкер, Гастон де Люкс и барон Конрад ван Саарбрюк.
Саарбрюк и Люкс играли в кости. Немцу не везло, он проигрывал ставку за ставкой.
— Черт побери!.. — буркнул он, снова проигрывая. — Ну уж и не везет же мне!
— Кто несчастлив в картах, тот счастлив в любви! — ответил Люкс.
Эта банальная поговорка заставила вздрогнуть графа Эриха.
— Что же, быть может, и так! — язвительно сказал он. — Ведь женщина — существо изменчивое, и легко может случиться, что нашей богине придет в голову осчастливить кого-нибудь из нас еще до срока и вне поставленных условий. Так почему же этим счастливцем не быть Конраду?
— Если это случится, я сейчас же брошу службу у герцога! сказал Гастон де Люкс.
— Я тоже, — ответил Конрад, — если только… счастливцем действительно не окажусь я сам!
— А я все равно останусь служить ей, — тихо сказал Эрих поникая головой.
— Дурачье! — сказал с порога чей-то тихий, страдальческий голос.
Все трое с удивлением обернулись и увидели Льва д'Арнембурга, который стоял на пороге бледный, залитый кровью.
— Ты ранен? — крикнул Эрих.
— Да! — ответил Лев. — Шпага врага нанесла мне тяжелую рану, и я с чрезвычайным трудом дополз до вас! Поддержите меня, прикройте мне рану хоть ладонью, чтобы унять адское кровотечение. Если моя рана смертельна, то я еще успею рассказать вам все, что нужно, если же она не смертельна, то вы успеете наложить перевязку, но главное — вы должны выслушать меня сначала! — Друзья подхватили его, усадили на скамейку и зажали ему рану. — Эх вы, дурачье! — сказал тогда люксембуржец. О чем вы только что говорили? О том, что наша госпожа может до срока и без жребия выбрать себе кого-нибудь из нас? Ну, а подумали ли вы, что она может преспокойно забавляться с кемнибудь, не принадлежащим к нашему кружку, даже с нашим врагом?
— Да ты с ума сошел! У тебя бред! — крикнули молодые люди.
— Я больше в уме, чем все вы, — ответил Арнембург и рассказал все подробности своего столкновения с гасконцем, тем самым, который был в числе нападавших на дом Бигорно.
— Ага! — прохрипел д'Арнембург. — Сам ад посылает тебя к нам в этот момент! Друзья, схватите-ка его! Ну, а теперь расскажи нам, — обратился он к пажу. — Ведь ты был все эти дни в белом доме, что же там происходило и какой такой почетный гость был у нашей госпожи? Но помни, что мы добьемся истины, даже если бы пришлось для этого сжечь тебя в огне камина или четвертовать! О, друзья мои, перевяжите мою рану! Я хочу еще до смерти узнать истину!
Эрих де Кревкер разорвал рубашку и кое-как наложил перевязку с тампоном на рану товарища. В то же время Гастон запер дверь, а Конрад схватил мальчика.
Вначале Амори с честью сопротивлялся попыткам узнать от него что-либо. Но ведь, в конце концов, он был ребенком, да еще изнеженным, выхоленным, а обозленные рыцари не задумались разуть его и сунуть пятками поближе к огню. Подчиняясь действию адской боли, Амори рассказал все, что знал.
XXVII
— Ты хорошо сделал, что рассказал нам все это, — слабо пробормотал д'Арнембург, когда паж кончил.
— Ну да! — плаксиво отозвался мальчик. — А ее высочество запорет меня насмерть!
— Нет, — утешил граф Эрих, — я возьму тебя под свое покровительство! А теперь скажи, по какому поводу ты явился сюда?
— Я принес вам письмо!
— Мне? — спросил граф Эрих. — Ну так давай же его! Он поспешно вскрыл конверт. Внутри было только одно слово: «Приезжайте!» Эрих прочел его вслух.
— Ну что же, — спросил его д'Арнембург, — неужели ты последуешь этому любезному приглашению?
— Да, — ответил Эрих, — я последую ему! Я спрошу у герцогини, не слыхала ли она чего-нибудь новенького о господине Лагире!
— Ага! — грубо захохотал Конрад. — Это будет недурной местью!
— Где сейчас твоя госпожа? — спросил паж Эрих.
— В Медоне.
— Значит, она вернулась туда? Одна она?
— Кроме камеристки Марион, там никого нет!
— Ну так хорошо же, я еду! — сказал граф Эрих. В этот момент д'Арнембург с глухим шумом упал со скамьи на пол, окончательно обессиленный большой потерей крови.
Гастон и Конрад бросились к нему, говоря:
